Мертвая петля
Шрифт:
– Что ж, возможно, я разницу и вижу. Зато Олег Валерьевич нет. Он уверен, что это ваших рук дело. Ваших с Камаевым. Уж не знаю, чем вы ему так досадили. Но неприятности у вас будут. В моих силах свести их к минимуму. Если вы будете сотрудничать.
Лицом она изобразила полную готовность и закивала с частотой китайского болванчика.
– Отлично. Кто и где мог взять форму стюардессы «Скайтранса»?
– Где угодно. Но самое очевидное, что у кого-то из нас. Но девочки не жаловались, что форма пропала.
– Или еще не обнаружили пропажу. Допустим. А ваша форма на месте?
– Моя
– Ладно, можете идти. Из отеля не отлучаться. Ясно?
– Яволь, мон женераль, – пробормотала Жанна, но Малинин услышал и чуть усмехнулся.
В коридоре никого из экипажа не было, и хорошо. Не надо будет рассказывать, что спрашивали и чего хотели. Она прошла к лифту. Из отеля не выходить, но внутри перемещаться никто не запрещал.
Глава 5
Камаев ходил по холлу седьмого этажа недалеко от лифтов. Разговор с Малининым оставил странное чувство. Начальник службы безопасности не грозил, не запугивал, как Белковский, наоборот, говорил немного устало, словно и сам не верил в вину кого-то из членов экипажа. Зато Ильяс хорошо понял то, что Малинин вслух не произнес: «Уж не знаю, что там у тебя с шефом произошло, но тебе хана, парень». Снова подумал про малую авиацию и то, что, скорее всего, она его дождется, при таком-то раскладе. Он давно смирился со своим положением. За все надо платить. Роман с женой владельца одного из крупнейших авиахолдингов аукался до сих пор. Уже и отболело все. И нежная Ангелина больше не посещала его сны, и не горели от стыда щеки, и не стискивало ненавистью виски. Он запретил себе вспоминать. И даже сумел простить. Ему казалось, что сумел. Но иногда воспоминания вылезали и больно стучали по лбу сухим кулачком: «Ты облажался, дорогой, ты облажался». С тех пор он постановил для себя, что женщин в его жизни не будет. Одноразовые подружки были, да. Он легко забывал про них, как только садился в кресло пилота и надевал гарнитуру наушников. И вот несколько дней назад он, кажется, совершил ошибку, не уследил за сердцем, выпустил его из тисков благоразумия, и оно тут же натворило дел.
Дерзкая на язык и порывистая в движениях стюардесса расшатала его с таким трудом воздвигнутые стены. Нет, они устояли, но пара кирпичиков выпала, и в эту брешь ринулись эмоции. Как он вскипел, увидев, что этот потный хряк потащил Жанну куда-то прочь из ресторана. То, что она могла пойти с ним добровольно, тогда даже не пришло ему в голову. Но, вероятно, так и было. Он снова оказался в дураках. И еще раз окажется, совершенно необъяснимо зачем дожидаясь, когда Жанну отпустит цепкий, как клещ, безопасник с обманчиво сладкой фамилией.
Наконец он услышал приглушенные ковровым покрытием шаги. Жанна шла, уставившись в пол, погруженная в какие-то мысли. Не похоже, что расстроенная, скорее озадаченная. Чуть не столкнувшись с ним, она удивленно вскинула брови.
– Нам надо поговорить, – негромко пояснил он. – Лучше не здесь.
– Простите, но мне сейчас не до разговоров.
– Вы не понимаете? Они же хотят повесить все на вас. Вы видели запись с камеры?
– Конечно. И это не я, если вы заметили. Малинин тоже не слепой. Не понимаю ваше беспокойство.
– Перестаньте
– Дурака? – услужливо подсказала Жанна. – Нет. Дурочку. Я не валяю, Ильяс Закирович. У меня на это не хватит чувства юмора.
– Вам не кажется, что нам лучше держаться вместе?
Ее брови снова взлетели вверх. Ему отчего-то нравилась эта ее привычка выражать эмоции, не боясь испортить лицо. У многих женщин лица оставались бесстрастными, кукольными. Потом ему объяснили, что все дело в специальных инъекциях, которые обездвиживают мышцы.
– Ильяс За… Ой! Может, раз уж мы в одной лодке, то разрешите называть вас без отчества? Меня тоже можете без батюшки, – предложила она и чуть склонила голову набок. В этом не было кокетства, так ему показалось. Ему многое казалось в последнее время.
– Куда вы… ты так неслась? – На ее вопрос он не ответил, но кивнул.
– В прачечную. – Жанна подхватила его под руку. – Идем скорее. Я дала Малинину небольшую наводку, но он наверняка пойдет по легкому пути, так что надеюсь, что у нас будет время кое-что проверить.
Пока он шел за ней к лифту, а потом спускался на лифте на минус первый этаж, то успел выслушать предысторию.
– Представляешь, я этому хмырю Белковскому дарю идею с камерами, что надо поскорее изъять записи, а он мне даже спасибо не сказал и что на камерах тоже не показал. И после этого Малинин еще и на понт хотел взять, думал, я сейчас лапки кверху и все документы ему на блюдечке выложу! Короче, я на них всех обиделась. Поэтому фиг ему, а не воришку. Воришку мы сами поймаем.
– Вам не кажется, что после недавних событий у вас крышу повело? Вообразили себя великой сыщицей? – выпалил он, снова перейдя на «вы». От удивления.
Она замерла, посмотрела на него как-то странно и усмехнулась. Невесело.
– Как я могла забыть. Вы же этот… как его… домостроевец. Ладно, забудьте. Идите по своим делам.
Его задело даже не возврат к сухому «вы», а вот это выплюнутое определение. Вот, значит, кем она его считает?
– Нет уж! Я не могу пропустить такое действо: посмотреть, как работает наша небесная мисс Марпл.
– Вот как? Так знайте, что мисс Марпл работала в одиночку. Так что всего хорошего.
В это время они остановились у двери с надписью «Прачечная». Стучаться Жанна не стала, распахнула дверь, и они попали в просторное помещение с рядами металлических стеллажей, где высились стопки белья. Пахло влажностью и стиральным порошком. В носу зачесалось. У него с детства была аллергия на бытовую химию. Он не удержался и чихнул.
На звук из-за угла выглянула женщина в рабочем халате и резиновых ботах:
– Ой, а вам чего?
– Хотела забрать костюм. Понимаете, завтра уезжаем, а костюм еще не готов. Вот пытаюсь выяснить его судьбу.
– Так это… Мы туточки ничего не выдаем. Нам принесли, мы постирали, наверх отдали. Вам принесут прямо в номер. Не переживайте.
Жанна кивала, а сама быстро шла меж рядов.
– Ильяс, вы видите где-нибудь мою форму? Смотрите внимательней. Вы же глазастый.
Но было и так ясно, что никакой формы тут нет. Женщина качала головой, разводила руками. Потом просияла: