Мертвая вода
Шрифт:
— Интересно, как? Ты же не можешь применять «презренную магию» при гексах, а на своем горбу никто столько не утащит.
— Я хорошо подготовилась, — чародейка широко улыбнулась. — Под моей чудесной нижней юбкой можно пронести годовой запас провизии для королевских гвардейцев.
— Я бы после такого эту провизию есть не стал, — кисло отозвался бард.
— Тебе никто и не предлагал, — парировала Феликса, накрывая подолом один сундук за другим. Все они оказывались в ее хранилище в астральном плане, откуда их нужно извлечь не позже, чем на седьмой восход солнца. Чародейка порадовалась, что заколдовала юбку, а не широкие рукава на другом платье, как хотела сначала. Подолом
Когда все сундуки оказались под ее юбкой, Феликса попросила своих неожиданных союзников выйти, чтобы она могла переодеться в дорожный костюм. Потом вышла сама и приказала лорду покинуть сокровищницу и закрыть дверь. Головная боль нарастала. Ей едва удавалось бороться с его страхом.
— Данатос, — снова позвала она, чувствуя, как лоб покрывается испариной от ментального усилия, — ты сможешь вывести нас за стены замка тайком вместе с лошадьми?
Оборотень с беспокойством посмотрел на нее.
— С тобой все в порядке?
— Сможешь или нет? — настаивала Феликса.
Данатос достал из кармана маленькую чистую тряпочку и прижал ее ко лбу чародейки. Прикосновение теплой ладони сквозь тонкую ткань успокоило ее, и она благодарно кивнула.
— В дальней стене сада есть калитка для слуг, лошади туда пройдут, — объяснил он, внимательно глядя ей в глаза. — Ты теряешь контроль над ним?
Феликса помотала головой.
— Не совсем так. У Мордреда нет воли сопротивляться, но он в панике. Его страх действует на меня, как удавка. Такую сильную эмоцию тяжело не допускать в свой разум, тем более что у меня тоже есть причины бояться. Но я справлюсь.
«Должна справиться», — поправила она себя.
— Возьми ее за руку, — посоветовал Лаэрт.
Феликса хотела возмутиться, что ее не нужно вести за руку, как маленькую, но Данатос легко прикоснулся к ее ладони, и от его звериной энергии ей стало спокойнее. Как в теплом безопасном месте с мурчащим котом на коленях.
— Всем становится спокойнее от котов, — пояснил Лаэрт. — Особенно от оборотней. И больше всего — от Дани, — он грустно улыбнулся. — Брисигида запрещает ему прикасаться к себе, когда злится на кого-то из нас. Слишком быстро успокаивается, — глаза юноши заблестели при упоминании жрицы.
«Мне бы было начхать, — подумала Феликса. — Существо, способное так легко меня успокоить, не заслуживает, чтобы я на него злилась». Несмотря на спокойствие, разлившееся от прикосновения оборотня, она чувствовала, что ментальный «поводок» натянут и напряжен. Волшебница ощутила влагу над верхней губой: кровь пошла носом. Плохой знак. Она слишком долго держала напуганного аристократа под контролем.
— Мне придется усыпить его и отпустить, — тихо сказала она, утирая кровь. — Мы можем оставить его на топчане в беседке. У меня нет ни малейшего желания искать его спальню… Слуги все равно не поднимут шума, не решатся… будить господина, — с каждым словом ее голос становился все тише и тише.
— Я надеялся, что он останется у тебя в заложниках, — протянул Лаэрт. Данатос покрутил пальцем у виска и ожег его взглядом. Он явно лучше понимал, что игры с чужим разумом никогда ни для кого не проходят даром; и хотя Феликсе хватило сил, это не могло продолжаться слишком долго.
Она не стала объяснять все это Лаэрту: тот и без того смутился от укоризненного взгляда оборотня и не пытался развить тему.
— Вы двое — готовьте наших лошадей, — Феликса старалась
Лаэрт раскрыл было рот, чтобы возразить, но Феликса уже направилась по коридору к выходу в сад, а Данатос тянул его за руку совсем в другую сторону. До Феликсы донеслись тихие слова оборотня: «У нас нет времени на глупые препирания…»
Чародейка не сомневалась, что оборотень справится с норовом ее коня. Конь был и правда особенный, и Данатос заметил это, отводя его в конюшню. Когда Феликса увидела этого коня на большом базаре в порту, это практически вернуло ее к жизни. Прошло меньше недели с тех пор, как ее отец умер, а мама и наставница остались в пустыне, и всего сутки с небольшим с того момента, как она вынырнула из неудачного телепорта в толще морской воды. Феликса была подавлена, и тут увидела лошадь редкой породы, той же, что и ее прежняя кобылица, даже такой же масти: серый в яблоках. Она не знала, что случилось с ее Тьяррой; вероятнее всего, кобылу убили, когда она не далась в руки чужакам.
Похожего на нее коня она не могла купить за ту цену, которую за него заломил торговец, но и пройти мимо оказалось выше ее сил. Феликса заклятием распугала всех его лошадей, и коневод решил, что серый в яблоках — смутьян с диким норовом, и именно он взбесил остальных коней. Так что он снизил цену на него, и чародейка выменяла коня за одну из своих драгоценностей. Все остальные побрякушки она продала, чтобы купить ингредиенты для зелья и платье для поездки в замок.
Серый Тьярр оказался капризным и вредным жеребцом, но Феликса всегда выбирала себе таких коней и знала, как с ними обращаться. Она никогда не «обламывала» норов лошадям — Феликса старалась вызвать у своих питомцев чувство привязанности.
В Арделорее говорили: сломанный норов аукается предательством, но подружись с конем — и он будет преданным, как пес. Если Данатос и правда брат Брисигиды и провел жизнь в Арделорее, он это знает.
* * *
Когда Феликса вышла в сад, кровь уже беспрерывно текла у нее из носа. Она знала, что страх помешает лорду Мордреду уснуть, и подавляла его, как могла. Однако она надеялась найти в саду хоть какую-нибудь успокаивающую траву. Чародейка сомневалась, что здесь растет валериана или пустырник, но хотя бы ромашки должны быть где-то на клумбах.
Удача ей улыбнулась: под раскидистой магнолией, совсем рядом с беседкой, цвела маленькая клумба. Часть ее засадили розмарином, мятой и шалфеем, и похоже, эти травы часто попадали на кухню — часть стеблей оборваны совсем недавно, другие растения украшены свежими побегами. На краешке клумбы нашлась и мелкая аптечная ромашка.
Феликса быстро сорвала несколько цветков ромашки и по веточке мяты, шалфея и розмарина, потом выплеснула из хрустального кубка остатки вина и положила все туда. Один лист шалфея она подержала над свечой, все еще горевшей на столе в беседке; травы в кубке она аккуратно растерла пробкой от флакона с зельем и залила водой из графина. Она заставила лорда выпить воду с соком трав из кубка до конца и закусить мокрыми листочками оттуда же. «Жуй, старый козел, еще и здоровее будешь, — зло думала она, досадуя, что из-за его трусости нос закровоточил. — И вонять изо рта будет меньше. Надо бы шарахнуть тебя каким-нибудь подсвечником, да боюсь поранить. Если слуги заметят кровь на лорде, шум поднимут раньше. А так и он, и его стервозная карга проспят до полудня, и у нас будет достаточно времени, чтобы вернуться в Бедеран и затаиться».