Мертвая земля или Чужим здесь не рады
Шрифт:
– Ну, ты головастик! – завистливо сказал я. – Давай, когда до людей доберемся, ты, Колян, начальником заделаешься! А? Голова у тебя соображает, мысли вон, всякие разные прут, как тесто из кадушки.
– Издеваешься? – догадливо спросил Николай.
– Отнюдь. Умные люди всегда нужны…
Развить свою мысль я не успел – в кузове раздался выстрел ружья.
– Тормози! – приказал я Глебу. – Вот ведь дурак – дал жертве насильника ружье и положил перед ней, того, кто над ней издевался!
Выпрыгнув из кабины, мы оббежали машину и открыли двери кузова.
– Эй, ты, ворошиловский
Заглянув в кузов, увидел идиллическую картину – связанный парень, мыча, катается по полу кузова, оставляя после себя следы крови и мочи, а над ним стоит давешняя барышня, которая держит в руках ружье.
– Хреново же ты стреляешь, если не смогла, стреляя в упор, убить этого бедолагу, - усмехнувшись, произнес я.
– Куда хотела, туда и попала, - выдала в ответ девушка.
Присмотревшись, понял, что барышня стреляла в паховую область, пленника. Понятно – месть. Ну, что ж. Надо с этим придурком, что-то решать. Причем, прямо сейчас!
Схватил мычащего парня, за веревки, которыми он был связан, и выкинул его из кузова. Бросил на землю, как мешок с картошкой. А как по-другому? Не буду же брать эту обосанную мерзость в руки. Еще, не дай бог, запачкаюсь.
– Глеб – залезай на крышу КамАЗа и смотри по сторонам, Колян – ты займи чем-нибудь наших прелестных спутниц. Ну, а я пойду с подстрелышем по-гутарю. Вдруг, что полезное узнаю?
– А чем мне их занять? – удивленно спросил Николай, опасливо глядя на амазонок, в одинаковых спортивных костюмах. Девушки выглядели решительно и воинственно.
– Мля! Ну, ты как дите малое! – прошипел я, пиная ногой связанного парня. Пленник откатился с дороги и улетел в глубокий кювет. – И как ты только сумел жениться и ребятишек настругать, если не знаешь, чем барышень развлечь? Накорми их! Сам же хвастал туристическими пайками, в саморазогревающихся контейнерах. Только недолго, я минут за десять управлюсь, - сказал я, доставая из кармана раскладной нож.
– Только не убивай его, - крикнула мне вдогонку Марина. – Он мой. Я сама его убью!
Ничего себе, какие герлы кровожадные пошли! Хотя, о чем это я? Глупо ожидать от жертвы насильника толерантного отношения. Подойдя к связанному парню, разрезал ножом веревки и отошел немного назад – так, на всякий случай. Бедолага завозился, перекатываясь с одного бока на другой и издавая громкие стоны, с нотками подвывания устроился в полусидящем положении, опершись спиной об склон кювета. Первым делом, он дрожащими руками расстегнул пояс своих брюк и спустил штаны, чтобы оценить причиненный ущерб.
– Она же мне фуй отстрелила! – плача прошептал парень.
– А как ты хотел? Чтобы она тебе его расцеловала, после того, что ты с ней делал? – глубокомысленно произнес я. – Парень, давай так – ты перед смертью все мне расскажешь: Кто ты такой? Как захватили девчонок? Куда везли? Что собирались с ними дальше делать? И где ваши подельники?
– Если я вам все расскажу, то вы меня отпустите? – с нескрываемой надеждой в голосе, спросил парень.
– Ты, что дурак? Кто же тебя отпустит, после того, что ты натворил? – усмехнулся я. – Ты мне в любом случае все расскажешь. Либо добровольно, либо под пытками, но расскажешь –
– Ну, помогите мне! Ну, пожалуйста…- дальнейшие слова парня было не разобрать, так как он забился в истерике.
Крупные слезы брызнули из глаз, и он завыл, как раненное животное, громко и надрывно. Я, честно говоря, человек с крепкими нервами, всякое в жизни приходилось видеть: и полуразложившиеся трупы, объеденные рыбами, и как рыдает мать, когда при ней вытаскивают из петли её ребенка, видел, даже, как-то раз – как человек облил себя бензином и поджег. Но, вот, к мужским истерикам почему-то отношусь, крайне негативно – брезгливо, аж до зуда на коже!
Примерившись, ударил плаксу ногой по голове, слегка, только, чтобы перестал рыдать. От удара, голова, сильно мотнулась в сторону, и парень завалился на бок.
– Еще, хоть слово не по делу вякнешь, и я тебе вырежу глаз. Понял? – зло произнес я, упирая лезвие ножа, в сантиметре от правого глаза парня.
– Хорошо. Хорошо, я все скажу, - затравленно прохрипел парень: - Зовут меня – Леша. Леша Карсин. Я – студент, учусь в Керченском морском технологическом институте. Квартиру в Керчи снимаю. У меня сосед по лестничной площадке служит в Керченской исправительной колонии. Как весь этот ужас начался, так он домой прибежал с автоматом и говорит, что надо бежать из города. А у меня, как раз деньги были – родители передали за второй семестр заплатить. Мы на эти деньги продуктов накупили, погрузились в машину, где были какие-то странные типы и уехали из города. Потом, к нам еще несколько мужиков присоединилось. Бухали два дня. Потом они откуда-то автоматы с патронами привезли. А, Кузьмич, ну это мой сосед, он сказал, что в такое смутное время – красивые девки самый верный товар. Ну, вот и решили они захватить как можно больше баб. Ну, чтобы для себя и для продажи. Я не виноват, меня заставили… - вновь зарыдал паренек.
Писец! Приплыли! Работорговля вернулась! И это в начале двадцать первого века! Мля! Это, что же твориться с миром, если такая погань выживает! Ну, с этим сопляком все понятно: инертное существо, которое не имеет своей цели в жизни. Идет туда, куда его ведут. Сказали родители: идти учиться - пошел учиться. Сказал сосед: пошли баб насиловать – пошел насиловать. Собственных мозгов в голове нет.
Сделав шаг назад, я слегка размахнулся ногой и снова ударил парня в голову. Так, для профилактики – чтобы перестал реветь и продолжил говорить.
– Не бейте меня, я и так пострадал, - парень размазывал по лицу сопли и слезы. – Они сейчас разместились в одном фермерском хозяйстве, что в пяти километрах от села Семисотка. Фермера и всю его семью убили. Но я не убивал. Я никого не убивал.
– Насиловал? – строго спросил я, слегка нажимая на рукоять ножа, тоненькая струйка крови потекла по лицу парня.
– Да-аа, - вновь зарыдал во все горло бедняга. – Ну, я не хотел, меня-яяя заствавили-иии!
Вскинув, автомат, прицелился и нажал на спуск - две пули пробили плечи, обездвиживая жертву. Ноги ему, еще из ружья посекли, а я теперь и руки подвижности лишил – теперь он точно никуда не денется.