Мертвая жена и другие неприятности

Островская Екатерина

– Но ко мне подходили на улице парни именно из «Рубикона», – объяснил Ладейников.

– Я в курсе, мне Сергей вчера рассказал. И тем не менее все так – «Рубикона» нет. Да и было у Рубика всего десятка полтора отморозков. Кого-то взяли вместе с ним, кто-то гуляет еще на свободе. Странно, что они решились действовать так, в открытую, сейчас.

– А в доцента зачем им стрелять? – вступил в разговор Богомолов.

– Вот это самое непонятное. Но я постараюсь выяснить. Возьмем кого-нибудь из них, побеседуем. Правда, их уже на два человека меньше стало, насколько мне известно.

– А про жену мою… то есть про ту женщину, которая назвалась ею, можно ли что-то узнать?

Ладейников сходил в комнату, вернулся и положил на кухонный стол мобильный телефон в позолоченном корпусе, паспорт убитой женщины, маленький листочек с пятью написанными на нем цифрами, фотографию

женщины с девочкой и ключ от банковской ячейки.

– Все, чем располагаем, – пояснил другу Богомолов.

Кирилл открыл паспорт и сравнил фото в нем с изображением на снимке.

– Разные люди, – сказал он.

Валерий Борисович кивнул, соглашаясь. Женщины были одного возраста и, может быть, немного похожи, но не более того.

– Совсем никто из них никого не напоминает? – настаивал Кирилл.

Ладейников взял в руки паспорт.

– Эту не видел никогда. – Потом посмотрел на фотографию и покачал головой. – А про эту не знаю. Вроде напоминает одну мою знакомую, но точно не она.

– А если снять с нее темные очки, изменить прическу? Когда вы ее видели в последний раз?

– Тринадцать лет назад, – признался Ладейников. – Но это не может быть она…

– Выясним, – пообещал Кирилл.

Частный детектив стал проверять номера телефонов из записной книжки мобильника убитой.

– Кирилл служил в московской милиции, а после переаттестации его поперли оттуда за… высокие профессиональные достижения. Вот он сюда и перебрался, у него жена из Питера, – пояснил тем временем хозяин квартиры.

– Ушел я по собственному, но заявление написать попросили, это точно, – согласился друг Богомолова. – Хотя у меня, кроме благодарностей, никаких записей в личном деле.

– Причины хоть объяснили?

– Да я и сам знаю за что. Пожаловался на меня один гад, вот мне и отвесили под зад коленом. Сначала даже посадить грозились, невзирая на орден, полученный в Чечне… Мы же с Сергеем там и познакомились.

– Я, кстати, до сих пор подробностей этой твоей истории не знаю, – сказал Богомолов.

– А история вышла забавная. В выходной выхожу из дома родителей, смотрю, знакомые стоят из отдела, который за общественную нравственность борется. Спрашиваю: «Кого здесь пасете?» Отвечают, что пришли с обыском к педофилу, а тот не открывает. Мне это смешно слышать: у нас-то по-другому – кувалдой по двери, она вместе с замком и вылетает… Пошел я с ними. Ведь и самому интересно: мне казалось, что всех вроде в том доме знаю. Мне называют имя педофила: Михаил Борисович какой-то, но представляется Марюсом. Такого прежде там не было. Поднимаемся мы. Я попросил коллег этажом ниже постоять, а сам подошел, позвонил. Вижу, меня в глазок рассматривают, а на площадке, как специально, только одна бледная лампочка мерцает. «Кто там?» – спрашивают меня через дверь. «Марюсик, – говорю сладким голосом, – открой, ласточка, это я». Ну, дятел и купился на «ласточку», защелкал замками. А я кричу вниз своим: «Поднимайтесь!» Марюсик попытался меня вытолкнуть, с кулаками бросился, но я ему разок тихонечко в печень ткнул, и он лег. Тут ребята вошли, понятых позвали. Квартира у этого крокодила была большая, комнаты просторные. Одна под игровую приспособлена, в ней даже игрушечная машина с кожаным салоном и с огромным экраном. На экране гонки «Формулы-1». Можно сидеть, крутить руль, машина как настоящая – трясется, наклоняется. Дети, наверное, радовались, когда садились в нее… Во время обыска столько дисков с записями нашли! Стали их проверять – понятым аж плохо стало. Да и мне тошно. А Марюсик оклемался, стал рваться позвонить куда-то. А мне говорит: «Ты, козел мерзкий, ответишь по полной!» Признаю, не сдержался я – выволок его в коридор и врезал. Он в игровую влетел и мордой экран автомобильный разбил. Через день меня вызвал заместитель прокурора административного округа, который надзором за правоохранительными органами ведает. Я ждал его возле кабинета часа полтора – нет его. В половине одиннадцатого вышел на улицу покурить. Гляжу, подъежает к прокуратуре кофейный «Бентли», из которого выходит некто величественный в бежевом костюме, в бежевых туфельках из телячьей кожи, надевает на голову синюю прокурорскую фуражку и – мимо меня к подъезду. Я следом. Так и дошел с ним до кабинета. Он ключиком дверь открывает, смотрит на меня стеклянными очами и спрашивает: «Вы ко мне?» Киваю. Прокурор смотрит на часы, видимо, догадывается, кто я такой… А часы у него золотые и браслет с брильянтовой крошкой. «Ладно, – говорит, – заходите». Развалился он в кресле, мне присесть не предложил, снял телефонную трубку и стал по поводу обеда с каким-то рестораном договариваться: что ему приготовить да как подать, а главное, чтобы в зале посторонних не было… Совершенно не стесняясь меня! Потом еще позвонил, на вечер баню

заказал. А после уж за меня принялся: «Знаешь, почему наши граждане полицию оккупационной армией называют и полицейских боятся больше, чем бандитов? Да потому что в полиции служат такие отморозки, как ты!» И понес меня по-всякому. Я слушал-слушал, потом через стол перегнулся, схватил его за лацкан, к себе подтянул и сказал на ушко: «Слушай сюда, тварь болотная! Еще крякнешь разок, я из тебя чучело сделаю!» А потом добавил, что у меня хватило выдержки посмотреть все двести сорок серий детского порно, и я видел там одного любителя, которому нравится кататься не только в «Бентли», но и на игрушечной машинке. Деятель испугался, багровым стал. Вероятно, я в точку попал, хотя, если честно, не смотрел я те диски. Через два часа меня взяли сотрудники управления собственной безопасности. Мурыжили долго, проверяли все мои дела, даже отчеты по командировкам в Чечню перешерстили. В конце концов, выпустили, но сказали, чтобы я увольнялся… А пока я в одиночке парился, все обвинения с Марюса сняли, потому что доказательств никаких – все изъятые диски, хранившееся в камере вещдоков, оказались поврежденными и не подлежащими восстановлению, а потерпевшие дети отказались от показаний. Родители просили, чтобы их оставили в покое. На меня Марюс подал в суд за избиение и причинение имущественного вреда в виде сломанной игрушки стоимостью сто восемьдесят шесть тысяч рублей.

– И ты выплатил? – спросил Богомолов.

– Нет, – усмехнулся Кирилл. – Суд не состоялся. Перед тем как меня выпустили, какие-то неизвестные напали в подъезде на этого Марюса с портняжными ножницами. Когда на его визг вышли соседи, все уже было кончено. Марюс, давая показания, заявил, что среди нападавших была одна женщина, которая все это и проделала, пока его держали. Дело завели, но никого не нашли. Потом на него было еще одно нападение, еще более циничное. После выхода из больницы Марюс эмигрировал в страну, где соседям наплевать, чем ты занимаешься у себя дома. А я переехал сюда и пока не жалею: дел и в этом городе хватает.

– Сбежавшие собачки и потерявшиеся жены? – не сдержал улыбку Ладейников.

– Так только это и кормит. А за террористов и педофилов кто платить будет? Правда, в прошлом году, когда взяли шахидку на вокзале, а перед вокзалом в машине ее сообщника с пейджером, государство подкинуло нам премию. Но хоть признали нас, работать не мешают, и то хорошо. Информацией мы с полицией делимся, они с нами, то есть помогаем друг другу. Так что чем смогу – помогу.

Глава 3

Храпычев не обманул. Впрочем, Леонид Евгеньевич и не сомневался, что декан не будет затягивать и сведет его с начальником секретариата вице-премьера напрямую. Декан дал номер телефона, а сам предварительно позвонил министерскому работнику и предупредил, что с ним свяжется банкир Осин. Что он наговорил, в деталях неизвестно, но помощник министра был вполне любезен и сразу пошел на контакт.

– Если вы говорите, что Николай Михайлович работал на вас, то зачем нам посредники, не правда ли? – сразу сообразил он. – Деньги, которые он должен был получить за подготовку материалов, не такие уж большие, но дело ведь не в деньгах, а в порядочности…

– Какие деньги? – удивился Осин. – Впервые слышу.

– Ему было обещано четыре миллиона рублей для премирования коллектива, который будет заниматься этой работой…

– Действительно, не деньги, – согласился Осин, – я пообещал коллективу куда больше. А эти четыре миллиона мне не нужны, я готов отказаться от них. Можете оставить…

– Не надо спешить, – не дал ему договорить начальник секретариата вице-премьера. – Не все же такие богатые, как ваши сотрудники.

– Хорошо, обговорим все при личной встрече, – согласился Леонид Евгеньевич, давая понять, что ему известно о прослушке телефонов правительственных чиновников. – А что касается господина Храпычева, то я принял решение отказаться от его услуг. Этот, как вы назвали его, видный экономист, предложил мне свои услуги год назад. К сожалению, я внял его советам, а в результате банк потерял несколько миллионов. И не рублей, заметьте. Но он и не нужен ни мне, ни вам, надеюсь. У меня в команде действительно лучшие специалисты. Они подготовят любой доклад. Можете академикам на рецензию дать – стыдно не будет.

– Но поймите, Давос – не ученая конференция, – слегка повысил голос помощник министра.

– А что Давос? – невозмутимо парировал Осин. – Там что, гении собираются? Если так, то скажите, почему во всем мире кризис, а прибыль моего банка только растет и зарплата сотрудников тоже?

– Как бы нам встретиться… – задумался чиновник.

– Я готов в любое время. Через неделю в Москве вас устроит? – предложил Леонид Евгеньевич. – Я подвезу предварительные материалы. И кое-что для вас лично…