Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
Я смотрел и думал неприятные мысли. Меня напрягло не то, что она поругалась с завучем, а слово «подкидыш». В школе никак не могли знать. По доступным им документам мы были нормальной семьей: папа-мама-дочь. Ранний ребенок, бывает. Вокруг Насти происходит что-то странное и нездоровое.
***
— Она врет! — стеклянными глазами бессовестной падлы уставилась на меня завучиха. — Я ничего такого не говорила!
— И вы считаете, что я поверю вам, а не собственной дочери?
— Я заслуженный
— И получите по заслугам. Я подаю жалобу на преследование в службу педнадзора, а что именно вы сказали — покажет запись с фискальных камер, когда ее изымут по требованию департамента образования. А еще я журналист, и будьте уверены — об этом узнает каждый подписчик инфо-поинтов в нашем городе. Вас даже в собачий приют работать не возьмут. А когда вы будете мести улицы на соцконтракте, я буду идти перед вами, жрать конфеты и сорить фантиками.
— Да что я такого сказала? Подумаешь…
— Так все-таки сказали?
— Ну, может быть… Она просто не так поняла! Я не имела намерения ее оскорбить!
— Приют для дефективных? Мерзкий подкидыш? Это комплименты?
— Не надо понимать так буквально! Просто приемные, они всегда…
— Приемные? С чего вы взяли, что Настя приемная?
— Я… — глаза завучихи забегали. — Не знаю, я ничего такого… Это просто ошибка, я приношу свои извинения!
Я молча вышел из кабинета, потому что боялся не сдержаться и сделать какую-нибудь глупость. Пусть думает теперь, подам ли я жалобу. Тем более что я сам пока этого не знаю.
«Мене, текел, упарсин!» — написано на стене. Судя по цвету — говном, но на запахи мои галлюцинации, к счастью, пока не распространяются.
***
— Радиомодуль с блоком кодирования, — Петрович показал мне железную коробочку, — не хочу открывать, не уверен, что в нем нет автономного питания. Сбросит дамп в сеть, и опаньки.
— И что это значит?
— Кто-то за тобой конкретно следил.
— Да ладно, — усомнился я, — сейчас нет смысла следить, и так как голые в бане с этой бигдатой.
— С одной стороны, ты прав, — покивал Петрович, — все пишется. С другой — запросы на то, что пишется, тоже пишутся. Тот, кто поставил эту штучку, не просто хочет иметь инфу, а хочет ее иметь так, чтобы никто об этом не знал. Не догадываешься, кому ты так интересен?
— Без понятия, — сказал я честно, — я довольно скучный тип.
— Возможно, причина не в тебе, так тоже бывает. Оказался в неудачное время в неудачном месте.
Я подумал, что это история всей моей жизни — неудачное время и неудачные места.
— Я выкину эту хрень подальше, но ты не расслабляйся, не факт, что она была одна. Или новых насуют. Кобальт-то не фискалит.
— Серьезно? Так бывает?
— Ну. От этого все еще больше злятся. Они мало того, что заявили об отсутствии спайвер-закладок в коде, так еще и раскрыли исходники, чтобы это доказать. Когда подавали заявку на государственный тендер, они не только предоставили исходный код на анализ, но и выложили его в общий
— И что, теперь каждый может написать свой «Кобальт»?
— Черта с два. Оказалось, что он целиком написан на низкоуровневом языке, чуть ли не на ассемблере. Я недурно разбираюсь в этих материях, но я бы так не смог. Да что там — никто бы не смог! Все поняли, почему Кобальт такой нетребовательный к ресурсам, но никто не смог не то, что повторить, — даже понять, как им это удалось. Гении, что тут скажешь.
— Так тендер они выиграли или нет?
— И да, и нет. Оказалось, что там не только нет фискальных закладок, но и вставить их нельзя. Логика ядра исключает, и автопроверки целостности кода включены в базовые процедуры. Проще заново написать ось, чем что-то в нее всунуть. Кому такое понравится? Так что к частному и коммерческому использованию не рекомендовано. Но коммерсы прониклись и стали ставить «Кобальт» в системы автоматизации бизнеса — зная, что он не передаст лишнего. Потом безопасники спохватились и запретили, но многие все равно ставят. Это как бы не вполне законно, но и наказания за это нет. А вот военные и госы юзают, говорят, со всем удовольствием.
— Получается, что, если у меня смарт на «Кобальте», меня не отследить?
— Ты что, совсем не понимаешь, как это работает?
— Не особо, — признался я, — это ж ты «специалист», а я так, погулять вышел.
— Понимаешь, все транзакции твоего смарта фиксируются вне зависимости от того, какая система на нем. Подключение к сотам, подключение к точкам доступа, локация, платежная информация — все это идет через сети. А все, что идет через сети, пишется в бигдату. Но «Кобальт» не сливает данные с микрофона, шифрует трафик и работает с собственным распределенным облаком. Это снижает твою информационную прозрачность. Не до нуля, но достаточно, чтобы безопасники его не любили.
— Это если ты доверяешь самому «Кобальту»…
— Если они как-то и используют данные пользователей, никто их до сих пор за руку не ловил. В общем, я им доверяю не на сто процентов, но гораздо больше, чем любым другим.
— Слушай, — осторожно спросил я, — вот у тебя на визитке написано «специалист». Но не написано, в чем именно.
— Ну, — задумчиво сказал Петрович, — я совершенно не умею вязать. И довольно посредственно рисую.
— И что?
— Если надо связать носки или нарисовать котика, то тебе нужен кто-то другой. В остальных случаях — обращайся.
— Даже так?
— Единственное, чего у нас, поколения смены эпох, было в избытке, так это прокачки жизненных скиллов. Могу починить машину или компьютер, сварить борщ или железо, построить дом или отношения, написать код или стихи, развести костер или лоха…
— Вас что, к зомби-апокалипсису готовили?
— Я советский пионер, — вздохнул Петрович, — нас готовили к борьбе за мир во всем мире. Зомби у нас бы ходили в красных галстуках. И собирали металлолом.
«Ближе к истине тот, кто дальше от ее понимания», — сообщило мне Мироздание, испачкав очередную стену.