Мертвая зона(Повести)
Шрифт:
— Ну что?
— Анонимке не придают значения, по крайней мере в отношении меня и Николая, — ответил Сергеев. — А для дела она, думаю, пригодится, если, как всегда, сумеем ответить на три основных вопроса: «Кто? Когда? Почему?» Так что не беспокойся, ни мне, ни Рындину она неприятностями не грозит.
Восприняла Вера бодрый тон Сергеева несколько странно, словно бы ее эта тема уже не интересовала, а мысли были заняты чем-то другим.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Примерно так я и думала. — Поколебавшись, добавила: — Не уверена, что стоит забивать тебе голову еще одной проблемой, но кто знает, куда могут потянуться ниточки?.. В общем, слушай и сам делай выводы… Ходит к нам на перевязку пожилой красноармеец
— И вместо лесоповала или работы в каменоломнях пролеживать бока на нарах, — добавил Сергеев. — Ты просто умница, твою информацию обязательно примем к сведению… Когда он должен прийти на перевязку?
— Бывает во второй половине дня. Язва у него мокнет и… держит его на этом месте. А другого не дано: демобилизоваться нельзя, на передовую не пошлешь — так тут и трудится. Хотя немцы подчас бомбят переправу не меньше, чем передний край. Возникает вопрос: если уголовник — а прием этот из арсенала уголовного мира, — почему остается в районе такой реальной повседневной опасности, как переправа? Если не уголовник, у кого научился симулировать, с кем связан?
— Ты мне все очень толково рассказала, — заявил Сергеев. — Этому Ященко и намеком не покажи, что его раскусила, а мы постараемся изыскать способ на него посмотреть. Может быть, и трогать не будем, пока не выясним, что у него за окружение, к кому сам ходит?.. Говоришь, охотно сопровождает раненых в Ленинск?
— В этом нет ничего удивительного: по дороге в Ленинск не так стреляют, как в Сталинграде, хотя переправляться через Волгу, сам знаешь, всегда опасно. Еще раз повторяю, претензий к нему нет, работает добросовестно, безотказно…
— Лишь бы не ходить в атаку и не кричать «Ура!», — добавил Сергеев. — Этот народ знает, за что работает, но не исключено, не он сам придумал себе такую должность и сочинил болезнь. Скорее всего, есть у него хозяин, кому такой безотказный трудяга с искусственной язвой необходим именно на переправе для каких-то пока не известных нам целей… Как ты-то держишься?
— Обо мне-то что говорить? Слышишь, что вокруг делается? Бои идут непрерывно, а с передовой по кровавому конвейеру — все к нам…
Что мог ответить Вере Сергеев? Ничего. Не мог он гарантировать, что и сам в любую минуту не попадет на этот «кровавый конвейер», как уже однажды случилось в первые дни штурма фашистами Сталинграда. Раздумывая о том, какие последствия может иметь открытие Веры, Сергеев прошел в «кабинет» Бирюкова, доложил о разговоре со СМЕРШем, сказал и о том, что ему сообщила Вера.
— Санитара Ященко покажи Рындину, — отозвался Бирюков, — возможно, опознает… Только вот твой непредвиденный вариант… Тоже ведь надо проверить. Боюсь, обойдется он недешево и тебе, и твоему Рындину…
«Непредвиденный вариант», «обойдется недешево»… О чем речь?..
— Товарищ комиссар третьего ранга, — официально обратился Сергеев, — могу я узнать, какое задание Рындину имеется в виду?
— Привезешь ножницы Зинаиды Гриценко с рыбацкого стана, тогда и поговорим, — ответил Бирюков. — Сам выдвинул версию, сам и расхлебывай.
«Дались
С этими сомнениями садился он в катер у переправы, с ними же отправился в район рыбацкого стана.
…И вот уже снова перед ним до удивления не тронутая гарью, такая же, как и до войны, природа. Сергеев даже не предполагал, как защемит сердце при виде извилистой дороги, то поднимающейся на бугорки, то ныряющей в низинки, петляющей между зарослями камыша и осокорей, огибающей отдельно стоящие дубы, жестко шелестящие своей чеканно-медной листвой, не опадающей почти до самой весны. А среди этой, по весне зеленой, сейчас золотисто-бурой, растительности с серовато-желтыми стенками камыша, приветливо качающего вслед машине своими метелками, стали появляться то тут, то там голубые под голубым утренним небом, играющие рябью ерики, протоки и бочажки, изогнутые серпами и подковами, а то раскрывающимися в окружении тростника круглыми, как блюдце, озерцами. Все эти ерики, протоки и бочаги, наполняемые через край по весне мощными паводками Волги, которая становится на две-три недели морем, раскинувшимся от горизонта до горизонта, лишь к июлю возвращаются в свои берега, радуя богатыми уловами сердце рыболова, а напитанная лесом [6] земля с осевшим на ней илом и гумусом одаривает овощеводов богатейшими урожаями помидоров и огурцов, тыкв, дынь и арбузов.
6
Лёс — илистые отложения, вид почвы.
Как давно и как недавно было это светлое и радостное, ни с чем не сравнимое время! Да и было ли оно?.. Сергеев не мог себе представить, что здесь, в этом благодатном уголке сталинградской земли, по-прежнему ласкают взгляд тихие золотистые зори, которые становятся перед буйством ветров пурпурными, что и эти зеркальные ерики и бочаги и другие пустынные ныне водоемы снова когда-нибудь будут одухотворены молчаливыми рыбаками и охотниками, затаившимися в своих засидках, что поплавки от раскинутых веером удочек будут, как и раньше, игриво выполнять на водной ряби танцы рыбацкой радости.
«О чем это я?» — с удивлением подумал Сергеев, мысленно осудив воспоминания не ко времени, но сам все смотрел и смотрел на такие милые сердцу места, где не так уж и давно были пережиты, может быть, самые счастливые минуты жизни. Как ни мрачна была темница, в которой последние месяцы томилась его душа (если бы не Вера, и о душе бы не вспомнил), — впереди все равно светлело голубое окошко, несмотря ни на что, оставляя надежды на будущее. Доживет ли он до этого будущего?.. Тот, кто доживет, пройдет тяжкие испытания, но все равно оно будет, оно обязательно должно наступить, это — теперь такое недостижимое — светлое и радостное время.
Много ли нужно человеку, чтобы обрести душевное равновесие и покой? Чистое небо, чистый воздух, чистую воду. Оказывается, это — очень много… Сейчас, после дымного смрада, обгоревших руин, изуродованных улиц, изрытого воронками берега Волги под непрерывными обстрелами и бомбежками, все, что видел перед собой Сергеев здесь, радовало глаз, утешало, что есть еще прежняя жизнь на земле. И все же в душе сидела какая-то заноза, саднила, не давала покоя.
Почему Бирюков и Мещеряков не все ему сказали, когда говорили о предстоящей операции с участием Николая? Почему ножницы Зинаиды Гриценко оказались «непредвиденным вариантом»? И почему он обязательно должен их привезти, прежде чем давать какое-то не известное ему самому задание Кольке Рындину?.. Беспокоила мысль, что его ждет на рыбацком стане Колотова, живы ли, здоровы ли его обитатели?