Мертвая зыбь (др. перевод)

Теорин Юхан

Вблизи вилла казалась еще больше. Прямо замок какой-то. Черные окна напомнили ей уничтоженный пожаром замок в Боргхольме.

Ты здесь, Йенс?

Даже ночной мрак не мог скрыть, в каком плачевном состоянии вилла. Стекла в трещинах, на рамах – последние чешуйки давно облупившейся краски.

Если здесь, на воздухе, она еще могла кое-что различать, на веранде стоял такой тяжелый, непроглядный мрак… ей показалось, мрак этот дрожит под собственной тяжестью.

Она подошла вплотную к первой ступеньке

и опять прислушалась. Я словно подкрадываюсь… к кому? И почему с Леннартом говорила почти шепотом? Прямо смешно. Соблюдайте тишину, вас никто не слышит. Ни одна душа. Расслабься, обратилась она к себе самой. Призыв остался без ответа. Все равно не по себе – спина напряжена, колени дрожат.

Юлия представила себя на месте Йенса – как малыш мог рассуждать в тот день?

Вошел в сад Веры Кант… допустим. А дальше? Решился подняться по ступенькам и постучать? Почему бы и нет…

Железная рукоятка на двери веранды показывала вниз, словно кто-то сейчас, в эту самую секунду, собирается открыть изнутри. Наверняка заперта, решила она – и в ту же секунду увидела: дверь приоткрыта. По шее и рукам побежали ледяные муравьи.

Она присмотрелась. Кусок дверной рамы справа выломан, и ригелю замка не за что зацепиться. Оставалось только войти.

Значит, кто-то уже взламывал.

Воры? Она знала: когда уезжают туристы, появляются воры. Что может быть безопаснее, чем ограбить пустую дачу? А уж виллу-то… виллу, которая принадлежала когда-то одной из самых богатых женщин Эланда! Это же никакой не секрет, что Вера Кант была очень богата.

А может, не воры? Но кто?

Она взялась за ручку и потянула дверь. Ничего не получилось. Присмотрелась и поняла почему: под дверью был вбит маленький деревянный клин. Должно быть, чтобы дверь не било ветром. Такая трогательная предусмотрительность у взломщиков?

Вряд ли.

Юлия выковыряла ногой клинышек и потянула за ручку. Дверь с протяжным скрипом открылась.

Плотный, непроглядный мрак. Ей стало не по себе, но отказаться от задуманного она уже не могла. Ее снедало любопытство. Любопытство, любопытство.

Минуточку. Клин забит снаружи. Значит, того, кто его забил, в доме нет. Если, конечно, нет черного хода. Или другого выхода.

Ей стало немного спокойнее, и она с колотящимся сердцем перешагнула порог.

Здесь было так же холодно, как и на улице. Только без ветра. И сыро, как в пещере. Ничего не видно.

Умница, похвалила она себя, догадалась взять лампу.

Достала из кармана куртки коробок спичек, сняла стекло, подкрутила широкий фитиль и зажгла спичку. Пламя вначале поколебалось, готовое погаснуть, потом зачадило и выровнялось. Свет с каждой секундой становился все ярче. Она аккуратно вставила стеклянную колбу в резное пружинное кольцо. Веранда слабо осветилась. Юлия огляделась. В углах по-прежнему прятались тени.

Она подняла лампу и пошла к ведущей в дом двери. Осторожно

потрогала. Дверь закрыта, но не заперта. Потянула за ручку и оказалась в большом холле, оклеенном цветастыми обоями. Цвет определить невозможно, но видно, что обои выцвели на солнце и кое-где отошли от стены. Юлия не удивилась бы, если бы перед ней вдруг предстал дворецкий с переброшенным через руку ворохом одежды. Или если бы на полу стояли рядами дамские туфли. Но нет – тут было так же пусто, как на веранде. Углы задрапированы паутиной.

В холле была уже не одна дверь, как на веранде, а четыре. Все закрыты.

Она толкнула ближайшую. Дверь отворилась с таким же мученическим стоном. Совсем маленькая комнатушка, несколько квадратных метров. Совершенно пустая, если не считать нескольких стеклянных банок на полу. Она подняла одну – остатки содержимого были покрыты дециметровым слоем плесени. Явно комната для прислуги.

За следующей дверью оказалась огромная кухня. Кухня Веры Кант.

Она остановилась на пороге.

Коричневый линолеум у входа, а дальше – тщательно подогнанные каменные плиты, на которых разместилась монументальная чугунная печь. Прямо перед ней два окна – выходят… она мысленно прикинула, как сюда шла… так… окна выходят на заднюю сторону. Отсюда днем наверняка можно разглядеть за деревьями дом Герлофа – всего в паре сотен метров. От этой мысли она совсем успокоилась. Кухня и есть кухня.

Вот и вход на второй этаж – крутая деревянная лестница с тонкими и на вид шаткими перилами, довольно узкая. Воздух затхлый, пахнет почему-то гниющими растениями. Или застоявшейся водой. На полу полно дохлых мух, кое-где пыль собралась в большие невесомые комки, похожие на призраки перекати-поля.

Здесь и стояла по вечерам Вера Кант, смотрела на кипящие кастрюли. Отсюда ее сын Нильс ушел навсегда. С рюкзаком и ружьем. Первое послевоенное лето. Как давно это было…

Я вернусь, мама.

Говорят, он пообещал вернуться. Откуда это известно?

Под лестницей она заметила полуоткрытую дверь. Подошла поближе. Лестница в подвал.

Лестница в подвал… если с чего и начинать искать то, что она ищет, так с подвала.

Только беглый взгляд – и назад.

Она потрогала мобильник в кармане. Номер Леннарта у нее есть, если что – можно позвонить.

Почему-то эта мысль ее успокоила.

Она подошла к двери, держа лампу перед собой.

Ступеньки из грубо оструганных досок. Там, внизу, она различила земляной пол, влажно блеснувший в неверном свете керосиновой лампы.

Но… что-то не так.

Она спустилась на пару ступенек. Нагнула шею, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок. Вгляделась.

В подвале кто-то недавно был.

Пол под самой лестницей тщательно утрамбован, но вдоль стен выкопаны ямы. Разные, большие и поменьше. А к лестнице прислонена лопата, словно землекоп только что прервал работу и вышел покурить.