Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
– Простите, – сказала она хрипло.
– За что?
Он так и придерживал ее под руки.
– Что не послушалась… пошла сюда без вас.
– Не думайте об этом. Что сделано, то сделано. И помолчите. Надо беречь силы.
Но Юлия не хотела молчать. Надо срочно все рассказать Леннарту.
– Я искала Йенса… вчера я видела свет… он здесь живет.
– Живет? Кто?
– Нильс… Нильс Кант. Сын Веры. У него там спальный мешок на втором этаже. И старые вырезки из газет…
– Где ваша машина?
– Там, за домом… Под навесом.
– Понятно, почему ее никто
– Он перекопал весь подвал… Не знаю зачем. А может, и Йенс там? Как вы думаете, Леннарт? Неужели он там его спрятал?
– Пойдемте, Юлия, пойдемте.
Она не могла наступать на правую ногу, но с его поддержкой кое-как спустилась с широкого крыльца. У ворот стояла темно-зеленая машина.
– Это ваша, Леннарт?
– Да.
– А у вас разве нет служебной машины? Должна же быть…
– Это моя собственная. Я сегодня был на похоронах.
Юлия совсем забыла – похороны Эрнста. И она не пошла… Скверно.
Калитка, как и накануне, не открывалась. Леннарт, оставив ее стоять на одной ноге, тянул, толкал, поднимал, пока не образовался проход, достаточный для двоих.
Она со стонами уселась в машину, чувствуя себя девяностолетней старухой.
– Леннарт, – быстро сказала Юлия, когда он подошел закрыть дверцу. – Может быть, вы зайдете в дом? Мне надо убедиться, что я и в самом деле видела… то, что я видела. Посмотрите в подвале и на втором этаже.
Он внимательно взглянул на нее и кивнул.
– Вы подождете здесь.
– А… а у вас есть пистолет?
– Пистолет?
– Да. На тот случай, если там кто-то есть. Не думаю, конечно, но все-таки…
– Пистолета у меня нет, – усмехнулся Леннарт, – зато есть фонарик. Не волнуйтесь, Юлия, я сейчас вернусь.
Он достал из багажника фонарь и пошел к дому. Юлия проводила его взглядом, пока он не скрылся за полуразвалившимся дровяным сараем.
В машине даже ветра не было слышно. Она откинулась, насколько могла, на сиденье и смотрела на свинцовое море на горизонте.
Леннарт вернулся очень скоро, не прошло и десяти минут. Юлия с облегчением наблюдала, как он протискивается через калитку.
Он сел в машину и посмотрел на нее без улыбки.
– Вы правы, – сказал он. – Кто-то там был. Причем совсем недавно…
– Да! И я думаю, что…
– Нет! – прервал ее Леннарт и предостерегающе поднял руку. – Не Нильс Кант.
Он положил на панель маленькую круглую коробочку.
– Я нашел это в подвале. Там и еще есть.
Это была коробка из-под снюса [10] .
10
Снюс – популярный в Швеции вид жевательного табака.
– Какой-то любитель снюса… – Леннарт повернул ключ зажигания. – А теперь в Боргхольм.
В больнице ей сделали обезболивающий укол. Свитер и джинсы разрезали – снять их, не причиняя боли, оказалось невозможно. Молодой врач спросил, что произошло.
– Неудачное падение, – ответил за нее Леннарт. – В Стенвике.
– На
Леннарт подумал и кивнул:
– Да. На берегу.
И ушел. Врач ощупал ее спину, живот, ребра, потом делали снимки, потом начали накладывать гипс. Юлия не протестовала – процедура знакомая, и единственное, чего она хотела, чтобы все поскорее закончилось.
У нее было о чем подумать и без этого. Она не сомневалась, что ей удалось узнать что-то важное.
Нильс Кант жив. Он жив. И живет он в доме своей матери, совсем как в том жутком фильме Хичкока [11] . Он и двадцать лет назад там прятался, а Йенс случайно зашел, и Нильс Кант вынужден был его убить. Или он встретил Йенса в альваре. Нильс Кант постоянно бродил в альваре.
Она не хотела оставаться в больнице. Попросила разрешения воспользоваться телефоном – обломки ее мобильника так и лежат, наверное, на полу в кухне. Позвонила Астрид в Стенвик, рассказала, что с ней произошло, и попросилась пожить у нее.
11
Имеется в виду знаменитый фильм «Психо» А. Хичкока. Главный герой, застенчивый интеллигентный юноша, страдает раздвоением личности и временами воображает себя своей собственной, давно умершей матерью.
Конечно, сказала Астрид, без вопросов. Вдвоем веселее.
Леннарт приехал за ней через час с лишним.
– Будьте осторожны, травмы на берегу – постоянное явление. Все эти камни, скалы… – Врач проверил гипс. – Особенно в темноте.
– У вас были дела в Боргхольме? – спросила Юлия. Они ехали на север, в Стенвик.
– Я ездил в здешнее управлении, – сказал Леннарт. – Их компьютеры побыстрее моего. Воспользовался случаем и написал несколько рапортов. Среди прочего – о взломе в Стенвике.
– Вот как?
– Вашего имени там нет. Кто-то взломал виллу Кантов и там ночевал. Запомните – вы там никогда не были. Увидели свет в окне и позвонили мне.
Юлия посмотрела на него долгим взглядом.
– Хорошо. Я поскользнулась и упала. На берегу. В темноте.
– Вот именно. В темноте.
Они свернули на Стенвик.
– И все же я думаю, что Нильс Кант был там, – тихо сказала она. – Я не верю, что он мертв.
– Думать никто не запрещает. Но Кант мертв.
Так сказал Леннарт. Но в глазах его Юлия заметила – или ей показалось? – тень сомнения.
Пуэрто-Лимон, март 1960 года
Солнце зашло, и на восточный берег Коста-Рики мгновенно, как всегда в южных широтах, упала… даже не упала, а обрушилась тьма. На невидимом берегу под верандой бара кто-то закашлялся, потом начал насвистывать, сам для себя, беззаботный мотивчик, стараясь приспособить его к ритму прибоя.
Из бара доносятся смех и звон бокалов.
Горизонт то и дело озаряется беззвучными вспышками, глухое рокотание слышно лишь через несколько секунд. Промежутки эти становятся все короче – ночная гроза в Карибском море приближается к берегу.