Мёртвая зыбь

Казанцев Александр Петрович

— Разве не вы председатель сообщества коротковолновиков? Они друг с другом через океаны связь устанавливают. А один из них постоянно к нам в салон капитана заходил. Вот я и попросил его.

— О чем просить можно, когда им разрешено только техническими терминами обмениваться?

— “29 гаек” технический термин? “Связь с корабля на такой-то северной широте” — допустимое сообщение?

— Нормальный разговор коротковолновиков.

— Вот ваш радиоасс, что в салоне привычно по столу азбуку Морзе выстукивал, передал московскому корреспонденту такой безобидный текст: “Накрути 29 гаек. Привет от Саши с корабля на 79-м

градусе северной широты.”

— Я ничего не понял. Как же это до адресата “На деревне девушке” дошло?

— Так ведь слово “накрути” намекает на телефонный диск, а 29 гаек на нем наберут номер Б-9-41-69. Саша на корабле в северных широтах, разумеется, — я.

Кренкель расхохотался:

— Ну, ты даешь, фантаст! Шифрованную радио- грамму передать без обусловленного шифра! Ее же в Москве и не поняли!

— Прекрасно поняли и ответили: “ 29 гаек хорошо завернулись. Привет кораблю на 79-м градусе северной широты”. Что еще требуется? Смысл ясен.

— Ясен то ясен. Но хочу, чтобы тебе, когда мы из Баренцева моря через горловину в Белое войдем, ясно стало, что былые монастырские стены там другой цели служат.

— В Соловках политзаключенных содержат?

— За твои 29 гаек за премилую душу.

— Это мне не грозит. Меня в 37-м году соавтор засадить хотел. Жене предложение делал. Сорвалось.

— В 37-м женат был?

— Вторично.

— А теперь в 29-й раз закручиваешь? Что борода есть вижу, но не знал, что она синяя.

— Не у Синей бороды, а у спортсменов третья попытка последняя.

— Ну смотри. У нас в Арктике с этим делом строго.

— Буду, как в Арктике, Эрнест Теодорович.

— Руля так держать, как сказал бы Борис Ефимович. А чтобы ты ничего лишнего не подумал, приглашаю тебя с твоей феей…

— Нимфой, — поправил Званцев.

— Одного роду. Как приедем, приглашаю тебя с ней вместе ко мне домой отобедать и путешествие наше вспомнить, и с дочками моими познакомиться, одного с нею возраста.

— Спасибо, Эрнест Теодорович, непременно приедем. Сигнал дадите по телефону 29 гаек.

— Да уж не забуду, — и Кренкель дружески слегка ударил Званцева по затылку.

Палубу качнуло. Корабль вышел в чистые от льда воды Белого моря с непременной седогривой волной.

В Архангельске все завсегдатаи капитанского сало- на собрались в ресторане отметить окончание рейса и на значение Бориса Ефимовича Ушакова капитан-наставником Северного пароходства.

Время для ресторана было раннее и эстрада с большим концертным роялем была еще пуста.

Когда чествовали нового капитан-наставника, поднимая в его честь тосты, Борис Ефимович заметил, что Званцев не пьет.

— Что ж вы, Александр Петрович, так обижаете старого моряка? — с горечью спросил он.

— Он спортсмен, — насмешливо вставил Кренкель. — У него все с третьей попытки.

— Позвольте, Борис Ефимович по другому выразить мое отношение к вам и сыграть в вашу честь мой фортепьянный концерт, к сожалению, без сопровождения оркестра, в переложении для рояля.

И Званцев встал, взошел, к общему удивлению, на эстраду и поднял крышку рояля. Затем сел и заиграл, обрушив на присутствующих каскад мощных аккордов, рассыпавшихся, как бы брызгами штормового прибоя. Бурная часть сменилась нежной напевной, трогающей сердце песней, а финал звучал торжественным гимном, казалось,

сотрясшим шаткую эстраду.

Необыкновенная музыка была слышна на улице и привлекла любопытных прохожих. Они подходили к банкетному столу и тихо спрашивали:

— Это кто? Флиер, Гилельс или Оборин? И что он играет?

— Это великий артист по имени Фантаст, — сообщил Кренкель. — А играет он то, что чувствовал и пережил.

Борис Ефимович взошел на эстраду и вытирая салфеткой глаза, обнял неожиданного музыканта.

Сидевшие за столом и вошедшие с улицы наградили его аплодисментами.

Конец первой части

Часть вторая. СЮЖЕТЫ

Сюжет рождался самой жизнью,

Хоть и казался так далёк…

Богатырям седой Отчизны

Путь в Космос, к звёздам ныне лёг. А. Казанцев

Глава первая. План ста городов

Не рой другому яму

В нее сам попадешь.

В 1949 году а разгар атомного шантажа США против СССР, начатого два года назад, на имя писателя Званцева в Союз писателей пришел пакет из Америки. Званцев после возвращения из Арктики, с недоумением принес его домой и, вооружившись англо-русским словарем, вскрыл. Вместе со странными фотографиями он обнаружил письмо:

“Досточтимый сэр.

Зная Вас, как автора захватывающей теории, пробудившей всеобщий интерес к проблеме тунгусского взрыва 1908 года, призываю Вас так же увлекательно отозваться на трагедию в Штате Нью-Мексико, где близ базы Корнуэлл произошло событие, сходное с Вашей трактовкой Тунгусского феномена, как трагической попытки космического контакта. Но, если в тунгусском взрыве трудно кого-либо обвинить, то в Нью-Мексико американские власти, сбив в 1947 году зенитным огнем, так называемую “летающую тарелку”, преступно скрыли от человечества суть произошедшей трагедии, ослепленные страхом, что есть кто-то умнее и сильнее их, и что мы не одиноки во Вселенной. А Вы так ярко показали это в своей гипотезе. И кому, как не Вам, поднять теперь мировое общественное мнение, способное заставить американские власти предать гласности обстоятельства трагедии в Нью-Мексико.

С почтением и надеждой — Летящий Кондор, сын вождя, или Лео Кондор, бакалавр”.

Много раз прочитал Званцев послание образованного индейца, вгляделся в приложенные фотографии и ярко представил новое свое произведение.

Не колеблясь, сел он за пишущую машинку и с былой своей скоростью стал печатать, закладывая один за другим чистые листы:

“В овальном кабинете Белого дома президент США Гарри Трумэн вместе со своим помощником по национальной безопасности и командующим американскими войсками в Европе генералом армии Дуайтом Эйзенхауэром (будущим президентом) осенью 1947-го года обсуждали проект Пентагона об одновременном уничтожении атомными бомбардировщиками ста русских городов.