Мёртвая зыбь
Шрифт:
— Но вы, профессор, сугубо гуманный человек и предложенная вами планетарная модель атома никому не угрожает. В чем вы видите дальнейшее развитие ваших идей? — спросил Георгий Тушкан, прозаик-приключенец, написавший как он разыскивал в Германии фау-ракеты Вернера фон Брауна.
— Ваш великий политик и философ Ленин говорил о неисчерпаемости электрона. Я сделал лишь первый шаг в этом направлении. Физике нужны безумные идеи, которые перевертывают застывшее мировоззрение, когда считается, что все понято, все ясно, как было с вторжением в физику теории относительности Эйнштейна. Пришлось пересматривать основы
— Блестящая формула — “Безумие знаний! — воскликнул Захарченко.
— Но это не значит что гениальность — это сумасшествие? — задал вопрос Леонид Соболев.
— Я не думаю, что психиатрические лечебницы будущего будут нуждаться в синхрофазотронах, — шутливо ответил Нильс Бор.
— Я хотел бы вернуться к вашей мысли, профессор, о самоуничтожении науки при переходе ею как бы критической грани. Что если развить это еще шире? — вступил в разговор Званцев.
— Вы хотите сказать, что и дубинок не останется? — спросил Нильс Бор.
— Хочу сказать еще больше. Вы, конечно, знаете, что между орбитами Марса и Юпитера на вычисленной Кеплером орбите вместо еще одной планеты находится кольцо астероидов, похожих на ее обломки. Отчего она могла погибнуть? От внутреннего вулканического взрыва?
— Ни в коем случае! — возразил Нильс Бор. — Планетные обломки разлетелись бы по эллиптическим орбитам, а не остались бы в виде кругового кольца.
— Тогда, может быть — столкновение космических тел, Кеплеровской планеты с некой гигантской кометой?
— Тот же исключающий ответ. Их остатки двигались бы по эллиптическим орбитам.
— Тогда остается предположить, что планета подверглась внешнему сжатию со всех сторон, треснула и развалилась. Ее обломки под влиянием притяжения Юпитера и Марса в течение миллиона лет сталкивались и дробились, выстроившись кольцом, образуя при этом рои метеоритов. Следы их падения видны и на Марсе, и на Земле, и на Луне, даже на Меркурии.
— Рассуждения логичны, — отметил Бор.
— Но они приводят, — продолжал Званцев, — к допущению взрыва оболочки исчезнувшей планеты. Что за взрывоспособная была у нее оболочка? Быть может, водяная — океаны, состоящие из кислорода и водорода, способного взорваться, как водородная бомба?
— О чем вы хотите спросить меня?
— Если там была вода, то могла быть и жизнь, и Разум, склонный к самоуничтожению, при достижении его наукой критического уровня? Скажите, профессор, допускаете ли вы одновременный взрыв всех океанов в результате инициирующего водородного взрыва ядерного устройства в морской глубине во время ядерной войны обезумевших обитателей несчастной планеты?
Нильс Бор задумался.
— Я обращу ваше внимание, профессор, на сообщения западной печати, будто при испытательном взрыве термоядерной бомбы в Бикини энергии выделилось больше расчетной, что можно объяснить участием во взрыве окружающей Среды. Так не может ли так случиться в океане?
Ученый оглядел всех ясным взором и попросил Романову:
— Постарайтесь перевести возможно точнее. Я не исключаю этого. Но, если это не так, все равно ядерное оружие
— Мне остается только поблагодарить Великого ученого наших дней Нильса Бора за интереснейшую беседу и многозначный вывод, прозвучавший в последней его фразе: “Если даже все это и не так, то ядерное оружие все равно надо запретить”. Надо думать, что, если гипотетическая планета Фаэтон действительно погибла в результате ядерной войны на ней, то ядерное оружие вообще не имеет права на существование.
Романова перевела это Бору и сказала:
— Профессор Бор согласен с вами.
Много лет прошло с того дня, как давал “старче” Саша “друже” Косте клятву после прочтения ему своего сонета “Кольцо астероидов”, написать роман об этом страшном гипотетическом событии.
Замыслы литературных произведений порой вынашиваются годами, по каплям наполняя пустой пока сосуд. Встреча с Нильсом Бором стала для Званцева той каплей, которая переполнила чашу его подготовки.
Званцев, вернувшись из ЦДЛ, сел за письменный стол и задумался. Рука непроизвольно пододвинула блокнот, взяла ручку и, казалось, без участия самого Званцева, написала несколько строчек.
Званцев, словно очнувшись, взглянул на написанное и удивился:
Бывшей планеты обломки
Кружат могильным кольцом.
Предков не знали потомки,
Атом же — стал их концом.
Так ведь это же строчки его давнего сонета “Кольцо астероидов”! Он кончался призывом:
“Землю спасти! Ей не дать
Кольцом астероидов стать!”
Это относится ко всем. И прежде всего к нему самому. Пришла пора выполнить старую клятву написать роман о трагическом событии в Солнечной системе, что допускал сам Нильс Бор.
Предупреждением должен звучать такой роман!
Предыдущий роман “Сильнее времени”, не найдя охотников до него среди толстых журналов, был сдан в издательство. Гонорар отдан в “Молодую Гвардию” за “Пылающий остров”. Пора предлагать новый роман "Фаэты”, конечно, в “Детгиз”, введший его в литературу.
И он сел за работу, решив, что не только выполняет давнюю клятву Косте, но и завещание самого Нильса Бора.
Новую заявку он понес в старое издательство.
Морозова была в отпуске, и заявку пришлось передать заведующей редакцией научно-популярной и приключенческой литературы осторожной Максимовой:
— Вы уж простите нас, Александр Петрович, мы охотно поддержим вас, но авторский договор заключим по низшей ставке. Все мы стареем, и мы, и вы! Кто знает, во что выльется ваш замысел? При удаче мы договор перезаключим. Я об этом договорилась с директором Пискуновым, Константином Федотовичем.
Званцев не стал спорить. Тем более, что роман его с нетерпением ждал созданный им “Искатель” с дружественным редактором Олегом Соколовым, а издательство “Советская литература на иностранных языках”, которая до сих пор издавала Званцева бесплатно, ныне став издательством “Прогресс”, вступив в Женевскую конвенцию, просила передать для перевода роман им.