Мёртвая зыбь
Шрифт:
— Александр Петрович? С вами говорит киносценарист Семичев Владимир Владимирович. Я русский, просоветский человек, родившийся и живущий в Стокгольме. По моему сценарию поставлен один из совместных шведско-советских фильмов. Сейчас я по поручению западно-германской киностудии “Континенталь-фильм” обращаюсь к вам за помощью.
— Чем я могу помочь немецкой киностудии? Я же не кинематографист.
— Нам помогут по договору с фирмой кинооператоры студии имени Горького. От вас ждем помощи классом выше.
— Что вы имеете в виду?
— Континенталь-фильм
— В тюрьму? — поразился Званцев.
— Иначе говоря, в долговую яму. Путешествие по Свету требует больших расходов. Он не заплатил по векселям, за что и сел. И еще за неправильное использование источников.
— Ах, вот как! — вспомнил Званцев аварию тысячи звездолетов. — Разве за это сажают?
— Очевидно, вкупе с долгами, — заключил Семичев. — Мы снимем на пленку вас с вашими бесценными статуэтками, ровесниками египетских пирамид, и ждем вашего совета — чем бы закончить фильм?
Званцев дал согласие на съемку у себя дома и обещал подумать.
Он вспомнил, как во время работы над “Планетой бурь” жил в Ленинграде в Европейской гостинице в соседнем номере с профессором Флеровым из Палеонтологического музея Академии Наук СССР.
Они познакомились и вместе обедали в ресторане Европейской.
— Сочувствую вам, как “Возмутителю спокойствия”! Меня, как палеонтолога, заинтересовала фотография простреленного черепа неандертальца. Ранение в висок с вылетевшей противоположной височной долей, как и полагается при попадании пули такого калибра. Череп найден в Родезии и ему десятки тысяч лет. У кого было тогда огнестрельное оружие?
Профессор налил себе коньяку, выпил и сказал с упреком:
— Жаль, что вы не пьете. Я, несмотря на свой застарелый скептицизм, поверил вам. Только у космических пришельцев тогда могло быть такое оружие. Но ведь найдутся горе-скептики, которые усомнятся и зададут коварный вопрос.
Профессор опрокинул еще рюмку и, сощурясь, спросил:
— А кто докажет, что не в давние времена, а в дни колониального господства какой-нибудь пьяный надсмотрщик в родезйском руднике не устроил строптивым неграм показательную стрельбу из кольта по извлеченному из шахты черепу? — и он сердито отодвинул звякнувшую тарелку.
— Но экспертиза не выдвинула такой версии, — заметил Званцев.
— Не выдвинула, но могла выдвинуть. Жаль, что вы не пьете. Но все равно, я хочу вам помочь и лишить скептиков подобных аргументов.
— Буду благодарен. Но оппонентов слова не лишишь.
— А мы лишим, черт их возьми! — повысил голос Флеров, наливая себе еще рюмку. — Пью за вашу победу! Да они и не рискнут вступать с вами в спор, после того, как вы посетите меня в Палеонтологическом музее, и я покажу вам выставленный там череп древнего бизона сорокатысячелетней давности с пулевым ранением на лбу с гарантией, что оно сделано тогда, а не теперь.
— Разве
— Может, черт возьми, может! Дело в том, что этот бизон был здоров, как бык. И даже пуля в лоб его не сразила. На черепе отчетливо видна костная грануляция вокруг пулевого отверстия. Рана стала заживать! И каждый Фома неверующий может убедиться, что она была прижизненной, то есть сорок тысяч лет назад! Выпьем за здоровье древнего бизона, которого и пуля не берет, черт возьми!
В Москве Званцев побывал в Палеонтологическом музее Академии Наук, нашел Флерова и тот, обойдя устрашающий скелет динозавра, подвел его к внушительному черепу древнего животного, где ниже рогов на лбу виднелось пробитое сквозное отверстие, окруженное концентрическим костным наростом заживления. Званцев направил туда фотографа, который сделал ему нужные снимки. При первой возможности он опубликовал их, вызвав приток посетителей Палеонтологический музей, которых череп бизона интересовал больше грозного динозавра.
Все это вспомнил Званцев к приходу шведского сценариста, пришедшего вместе с младшим братом, западногерманским журналистом, говорившим по-русски, в отличие от Владимира Владимировича, с акцентом. Он брал у Званцева для западногерманского журнала интервью.
Старший же Семичев, услышав историю с древним бизоном, выжившим сорок тысяч лет назад после пулевого ранения в лоб, пришел в восторг.
— Большего подарка Эрику фон Дэникену и нашему фильму вы сделать не могли!
— Почему вы с братом живете в разных странах? — спросил Званцев.
— Это не совсем так. Младший брат — моя база в Западном Берлине. Дело в том, что я живу в Стокгольме, но зарабатываю в Западной Германии.
— Как странно! — удивился Званцев.
— Элементарный расчет. В Швеции очень высокие налоги. В Западном Берлине у брата я плачу намного меньше. А по русским расстояниям Стокгольм и Берлин рядом.
Потом появились кинематографисты из студии имени Горького и засняли Званцева со статуэткой “догу” в руках.
Позже югославские журналисты побывали у Званцева, рассказав, что Эрик фон Дэникен благополучно выплатил долги своего кругосветного путешествия, его книги стали бестселлерами, издаваемые немыслимыми для Европы тиражами, и он стал мультимиллионером. Но от своих поисков следов гостей из космоса не отказался.
Недавно он выступал в Белграде и на заданный ему вопрос о пресловутых Тибетских дисках, о чем ему якобы рассказал Званцев, а писатель это отрицает. Швейцарец ответил:
— Званцев мой учитель. Я глубоко ему признателен. А отрицать его сообщение о Тибетских дисках писателю власти приказали.
Несмотря на этот дурно пахнущий курьез и собственное обогащение, Эрик фон Дэникен сумел объединить всех интересующихся возможными космическими контактами, и проводить ежегодно международные конгрессы по новой науке “Палеокосмонавтике”, возникшей из статей Званцева и книг Дэникена. В конгрессах принимали участите серьезные ученые. Но Званцев приглашения на эти конгрессы не получал.