Мертвая
Шрифт:
– Хватит?
– я высыпала их на носовой платок.
– А вот со временем сложнее… его у меня осталось немного.
И Аарон Маркович вздохнул.
– Постарайтесь все-таки… поберечься, - произнес он.
– Постараюсь.
Глава 54
Я вернулась к Диттеру на рассвете. Забралась в кровать, прижалась к горячему его боку и, обняв, закрыла глаза. Я не сплю.Я разучилась спать.Зато научилась чувствовать, и теперь кажется, что эта моя предыдущая жизнь была ненастоящей. Будто и не жизнь, а затянувшийся нелепый сон, в
…леди не…Дорогая, тебе стоит быть…твоя мать была бы недовольна…Она умела играть на слабостях, моя недобрая бабушка,и знала меня лучше, чем кто бы то ни была. И не только меня. Она понимала, что умирает и…что бы я сделала на ее месте? То, что и делала.Нашла наследника. Только вот она… нас двое, я и сестра, о которой я, впрочем, до недавнего времени понятия не имела. И она лучше… у нее дар стабилен, сколь понимаю, а ещё она талантлива… да, может,то зелье сварила и не она, но… лицемерие и лицедейство, великие ведьминские науки, которые мне как-то не давались. В этом ли дело?
Или в договоре, до которого не добраться.Дед взял и вычеркнул Летицию из списка наследников, лишив ее надежды… и не только ее… они нашли друг друга, моя дорогая бабушка и правильная ее внучка. Нашли и… почему было просто не избавиться от меня? К чему такие сложности, когда есть тысяча и один простой путь.Яд, например.Их ведь столько… медленные и быстрые. Простые, вроде вытяжки тиссовых ягод, или сложные, которые варятся месяцами и настаиваются того дольше… известные и якобы исчезнувшие.
Яды, которые нет нужды подмешивать в питье.…я ведь читала…отравленные перчатки.Или розы, чей аромат изменяется под действием особого зелья,и дурманит, дурманит…Те, которыми пропитывают воск… пусть в доме уже не пользовались свечами, но всегда оставалась лаборатория… или вот ещё уголь для алхимической печи, пара капель на него… в конце концов, яд был использован, и я умерла. Но… через столько лет… почему? Не понимаю.И это непонимание обескураживало.
…утром.Я спрошу утром.
А пока… я лежу и слушаю дыхание мужчины, который, пожалуй, был мне не безразличен. И я не уверена, что это любовь. Я понятия не имею, что такое любовь и способна ли я в принципе на подобные эмоции, но…я не хочу, чтобы он умер.
Я? Я уже мертва и этого факта не изменить.Я могу притворяться живой. И притворяться, как показала сегодняшняя ночь, вполне успешно. Но… я все равно мертва. И даже как-то пообвыклась с нынешним своим состоянием. На самом деле в нем немало плюсов, но… он дышит.И улыбается во сне.И тьма в его груди дает нам шанс. Небольшой, она ведь все-таки темнота…
– Привет, – сказала я, глядя в его светлые глаза. – Знаешь, я подумала, что ты должен на мне жениться.
– Вот так просто?
– А тебе сложностей в жизни мало?
Диттер рассмеялся, и смех этот не был обиден. А отсмеявшись, сказал:
– Признавайся, что ты задумала?
Если бы я знала… может, мне просто замуж захотелось. Я ведь все-таки женщина и…
– У меня белое платье есть… правда, в нем меня хоронили, но Гюнтер позаботился, чтобы привели в порядок… только тетушка пару жемчужин срезала, а так…
– А у меня кольца нет, - пожаловался Диттер.
– И костюма.
– Костюм есть.
–
– Будем ссориться или жениться?
– Так ты все-таки не против?
– Я же не сбежал.
– Куда тебе бежать, – я спустила ноги и потрогала пальцами пол.
– Одевайся… времени не так и много.
Диттер хмыкнул и сказал:
– Все-таки задумала.
Нет.И… да… и скорее есть ощущение, что так будет правильно. Я чувствую на себе взгляд,и в этом взгляде хотелось бы видеть одобрение, но… боги наблюдают и только. А люди… я ведь все равно человек? Пусть немножечко не такой, как другие… платье стало слегка великовато, но в принципе смотрелось неплохо. А вот фата куда-то потерялась.
– Ты красивая, – в моей гардеробной сидела девочка. Отмытая. Причесанная. С волосами, заплетенными в две тугие косички. И с виду несчастная. – И не злая. Мама сказала, чтобы я тебе не попадалась… что ты разозлишься и выгонишь нас. Ты выгонишь?
– Нет.
Я подумала и, оглядевшись, вытащила из вазы букет сухих роз.
– очешь быть подружкой невесты? – спросила, засовывая мятый цветок в волосы ребенка.
– А что мне надо делать?
– соглашаться та не спешила, явив редкостное для ее возраста благоразумие. Пахло от девочки сладко…
– Ничего… разве что… ты больше не слышишь голосов?
Девочка задумалась, но после все же мотнула головой.
– Нет. Но… я слышу, как тебя зовут. А ты не слышишь?
Нет.Но подозреваю, что это пока. И времени у нас не осталось…
– Послушай, - я присела, разглядывая ее. Что я знаю о детях? Они бегают. Кричат. Быстро растут и капризничают. Ими занимаются гувернантки и няньки… и дети растут. Эта, похоже, растет быстрее других, пусть и не телом.
– Сегодня, возможно… я уйду и не вернусь. Тогда ты скажешь своей матушке, что вам нужно уходить. Ничего здесь не берите, просто уходите. Запомни адрес…
Я повторила трижды, и девочка кивнула.
– Хорошо. Я оставила этому человеку распоряжения. У вас будет дом. И деньги, которых хватит, чтобы жить…
…а еще Аарон Маркович оформит опекунство. Дядюшка, чувствую, не слишком обрадуется, но долг исполнит,и значит, ни до Рашьи, ни до детей никто не доберется…
– Ты подрастешь и пойдешь учиться. Обещай.
– Обещаю, – ответила она.
И я поверила.А малышка добавила:
– Дом говорит, что у тебя все получится.
Хотелось бы…
– Знаешь, - Вильгельм посторонился, пропуская меня в кабинет.
– Даже не могу сказать, поздравить его, или посочувствовать…
Ради этакого случая он облачился в строгий костюм того глубокого темно-зеленого цвета, который людям несведущим кажется почти черным.Блестели запонки и глаза.Удавка галстука прочно сжимала шею, и Вильгельм то и дело просовывал под нее пальцы, однако избавиться вовсе не спешил. Почему-то я не удивилась, обнаружив в гостиной белые розы – наверняка, Гюнтер постарался, – и Монка, который в отличие от роз был растрепан и выглядел не по-праздничному мрачным.Свет его дрожал, грозя погаснуть в любой момент, а тело… тело, сдается мне, вскоре не выдержит силы божественной благодати.