Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства (сборник)
Шрифт:
– Не говори глупостей. Никто не может «души в нем не чаять», – осадила его Каро.
– Так или иначе, – вставил Генри, – теперь она свободна. Он уехал.
Без четверти пять к компании присоединилась Эмми. Она была в чудесном настроении, в волосах у нее блестели снежинки.
– Мы провели великолепный день на Альпийской розе, – объявила она. – Ленч у нас был в ресторане на самой вершине. Вид оттуда фантастический. А потом мы спустились по очень трудному маршруту. Сколько раз я падала – не сосчитать, но это было восхитительно. Божественно, – прибавила она, увидев себя в зеркале. – О, мне нужно что-то сделать с волосами.
В пять часов Роджер и полковник Бакфаст, стряхнув снег с ботинок и повесив в гардероб свои анораки, тоже смогли расслабиться за чашкой ароматного горячего шоколада.
– Этот Имменфельдский спуск очень коварен, – рассказывал полковник. – Скрытые расселины на последнем этапе на каждом шагу – именно там погиб молодой Джулио. – Он вдруг осознал, что за столом сидит Пьетро, и сделался пунцовым, но инструктор оживленно беседовал с Джимми и, похоже, не услышал упоминания о брате.
– Наверное, там ужасно опасно, – сказала Каро.
– Ерунда, – возразил Роджер. – Если держаться лыжни, ничего страшного. А кроме всего прочего, мы ехали медленно. Полковник не одобряет больших скоростей.
– Чушь, – весьма грубо перебил Бакфаст. – Просто не хочу сломать себе шею, вот и все.
– Роджер всегда рискует, – сказала Каро. – Он обожает опасности.
– Это неправда, – заметил Стейнз. – Я всегда точно знаю, что делаю.
– А в сущности, – вставил Пьетро, – что за жизнь без риска?
– Полагаю, в вашем случае это очень уместное ощущение, – вступил Джимми. – Я имею в виду… катание на горных лыжах как профессию. Боже, как я вам завидую! Жить здесь, все время кататься на лыжах!.. Это, должно быть, чудесная жизнь.
– Думаете? – Лицо итальянца вдруг стало мрачным и решительным. – Вы бы не говорить так, если бы сами здесь жить. В этой деревушка… нет никаких перспектив для молодой человек. Ни для кого из нас. Все мы учим кататься на лыжах, лазать по скалам и этим немного зарабатываем себе на жизнь… А потом старимся, и остается лишь управлять подъемником, как моему отцу. Я не собираюсь дожидаться такого конца. Когда-нибудь я разбогатеть. И знаете, что я тогда сделать?
– Что, Пьетро? – спросила Каро.
Красавец одарил ее улыбкой.
– Я поехать в Америка, – сказал он. – Это страна, где делают деньги. Я поселиться в Нью-Йорке, ездить на большом «кадиллаке», а на лыжах кататься – только по выходным, для развлечения.
– Насчет Нью-Йорка я ничего не знаю, – заметил Джимми, – но готов биться об заклад, что там нет таких пирожных с кремом, как эти. Я бы съел еще десятка два. Кто-нибудь хочет составить мне компанию?
В двадцать минут шестого, когда все уже собирались уходить, в бар, словно на волне веселых голосов, вплыла баронесса с детьми. Ганси и Лотти прижимали к себе новые свитера, которые мама им только что купила. Спустя несколько секунд вошедших догнала Герда. Когда она сняла свой анорак, на ней поверх неизменных черных брюк-форлагеров оказался белый свитер, который делал девушку еще бледнее, чем обычно. Она заказала чашку кофе, отказалась что-либо съесть и сидела молча, слушая возбужденную болтовню подопечных. Генри заметил, что Мария Пиа нервно и с ожиданием каждые несколько секунд поглядывает на дверь, и, разумеется, не прошло и пяти минут, как вошел Франко ди Санти.
Он сразу направился к баронессе и что-то сказал ей по-итальянски.
– Чудесно. О, как чудесно! Просто не могу в это поверить.
Пьетро спросил Марию Пиа, хорошо ли она покаталась сегодня, и, поскольку разговор стал общим, Роджер и Франко сдвинули два стола, и все сделали еще заказы – кто кофе, кто шоколад, кто чай. Баронесса и Франко излучали такое веселье, что оно оказалось заразительным, а инспектор, памятуя их мрачные лица предыдущим вечером в баре, восхитился переменчивостью итальянского характера.
На часах, висевших над барной стойкой, было пять минут седьмого, когда Герда, перебив Пьетро на середине истории о том, как он однажды оказался единственным выжившим под лавиной, тихо напомнила, что детям скоро нужно будет готовиться ко сну; это положило конец застолью – все решили, что пора возвращаться в отель.
Компания тепло распрощалась с Пьетро.
– Arrivederce [18] , – сказал инструктор. – До понедельника.
– Пьетро, а почему бы вам снова не прийти в «Белла Висту» сегодня вечером? – предложила Каро. – Луна еще полная…
18
До свидания (ит.).
– Сегодня луна не будет, мисс Каро, – с улыбкой ответил Пьетро. – Смотрите: идти снег.
Снег падал крупными мягкими хлопьями и ложился на землю пушистым покрывалом, когда они вышли из кафе и свернули на деревенскую улицу. Компания почти дошла до турникета канатной дороги, когда Эмми сокрушенно воскликнула:
– Мои лыжные очки! Я забыла их в «Олимпии». Черт возьми, придется возвращаться.
– Я пойду с тобой, – вызвался Генри.
Когда они снова объявились в кафе, Пьетро все еще был там. Он пил граппу в баре и пригласил Тиббетов составить ему компанию. Они не спеша выпили по бокалу ромового грога, вдоль уже темной улицы дошли обратно до подъемника и купили билеты. Пустые кресла с лязгом проплывали мимо, Карло притопывал ногами и дул на пальцы, чтобы согреться.
Часы с белым циферблатом в его будке показывали без восемнадцати минут семь, когда Генри, приготовившийся запрыгнуть в кресло, к великому удивлению, заметил, что кто-то спускается по канатной дороге вниз – съежившийся силуэт высветила лампа первого пилона. Мужчина поднял меховой воротник куртки, чтобы защититься от снега, и его голова утонула в складках пышного воротника, но не узнать щегольские ботинки из леопардовой шкуры было невозможно.
– Хозер оставил себе времени в обрез, как бы не опоздал на поезд, – заметил Тиббет, обращаясь к жене.
Когда кресло приблизилось, Карло вышел вперед, чтобы помочь Хозеру спрыгнуть, хотя Генри ранее уже отметил, что в результате продолжительной практики малорослый немец прекрасно научился справляться с этим самостоятельно. Но на этот раз он не казался ловким, как обычно. Когда Карло взял его за руку, Хозер дернулся в сторону, а потом неожиданно наклонился вперед и, упав лицом в снег, остался лежать. Карло – длинная сильная фигура под резким светом единственной лампы, горевшей в маленькой будке, – закричал по-немецки и рухнул на колени. Генри и Эмми быстро подбежали.