Мертвецы не танцуют

Острогин Макс

– Видимо, не туда свернули, – поморщился я. – В секретный тоннель.

– Ага… – Курок разглядывал карту, к носу ее почти приблизил.

– Тут полно секретных тоннелей, – сказал я. – На карте они не отмечены. Некоторые идут в три этажа. Мы могли провалиться…

– Могли… Мы все могли… Знаешь, Дэв, нет тут никаких тоннелей.

А ну его. Не хочу думать. Есть тоннели, нет тоннелей… Одной мерзостью больше, одной меньше. Надоело. Плевать.

– Тут все в одной плоскости. Тоннели…

– Прыгни в люк, Курок, мы почти

пришли. Про тоннели подумаем после.

Глава 14. Московский зоопарк

Нас встретил дождь. Хмарь, застилавшая небо и не небо, все, хмарь, несмотря на дождь, не рассеялась, а как-то даже сгустилась, вода прижала ее к земле и теперь выжимала сажу. Солнца совсем нет, видимо, над гарью еще тучи.

Первый дождь.

Гомер всегда собирал первый дождь, хранил его в серебряной банке и, когда кто-нибудь начинал болеть, лечил его этой водой, конечно, только от желудочных заболеваний. Этим дождем вряд ли чего можно вылечить, скорее наоборот.

Мы сидели в вертолете, смотрели. Я изменился. Раньше я вот никогда так не сидел, просто. Все время что-то делал, стрелял, бежал, могилы рыл. А сейчас сижу. Могу час сидеть и смотреть, и двигаться не хочется.

Вода стекала по лопастям, собиралась в струйки.

Вот сейчас шевелиться совсем не хотелось. Я вдруг вспомнил, что ни одного дня в своей жизни не отдыхал, даже когда ослеп – и то сидел, патроны снаряжал. Взять бы вот целый день, дождливый или, наоборот, солнечный, пойти куда-нибудь… Куда у нас пойдешь…

В кино. Или в зоопарк. Или на рыбалку. Некуда.

Пойти на рыбалку, на нормальную речку, с песком, с прозрачной водой. Чтобы на берегу сидеть и видеть, как рыбы в глубине шевелятся, как трава извивается. И не страшно чтобы – потому что погани нет. Ни коркодилов в омуте, ни волкеров в кустах, ни голема, ни сыти, сиди себе, на солнышке грейся.

А потом домой вернуться и спать. Целый день, и целую ночь, и на следующее утро тоже.

– Кажется, здесь, – сказал Курок. – Это место. Вон там…

– Что вон там?

– Ничего…Чего ждать-то?

– Еще час. Темно. Не хочу во что-нибудь влететь. Как-то здесь пусто.

– А ты что думал, нас тут с музыкой встречать будут?

Всю ночь просидели в люке. Больше, где спрятаться, не нашли. Люк был пыльный и тесный и залитый вязкой от жары смолой. На дне мусор, перемешанный с костями и бурой асфальтовой жижей, пришлось ночевать, привязавшись к ступеням, стараясь держаться подальше от смоляных стен.

Но измученный Курок отключился мгновенно, во сне вляпался в смолу и присох косичками, проснулся, дернулся, зашипел от боли, стал ругаться:

– Сам виноват, не слушал маму. Мама говорила: меньше ругаться, меньше каркать, а я все время каркал и каркал – прыгни в люк, прыгни в люк, вот и прыгнул. И влип…

Курок зашипел, пытаясь освободиться, смола держала крепко, и Курок сдался, достал

нож и стал отпиливать волосы. И смеялся при этом, говорил, что без этих кудрей гораздо лучше, потому что в лохмах приключаются блохи, а без них сплошная гигиена, и вообще, длинные волосы – штука опасная, застрянешь в каком-нибудь маховике – и все, готово, накрутило.

Я спрашивал, где Курок хоть раз в жизни видел маховик, на что он отвечал, что маховика он не видел, а вот желающих намотать космы на крепкий бандитский кулак встречал довольно, и вообще, он давно эту прическу окоротить собирался, случая подходящего не представлялось.

Он срезал оставшиеся волосы, с печалью на них поглядел, выкинул. Стрижка на него какое-то нехорошее впечатление произвела, точно не волосы отпилил, а, к примеру, руку. Думал, что скажет про плохую примету, не сказал.

Потом сверху потекло. Хорошо потекло, щедро, я вскарабкался по лестнице, с натугой приподнял плечами люк и обнаружил дождь.

Первый.

Вода все прибывала, скапливалась на дне колодца, поднималась и скоро достала до ног Курка. Надо выбираться.

Сдвинули люк, ступили на поверхность.

Стало светлее, воздух сделался чуть прозрачнее и чище, почти сразу мы заметили вертолет. Пузатый, зеленый, совсем целый, неповрежденный. Побежали к нему, забрались внутрь.

– А я такой видел, – сказал вдруг Курок.

– Что ты видел?

– Вертолет. Вертолет летел по небу. Утром. Я вышел посмотреть на Венеру, а он летит.

– Летит, значит…

– А может, и приснилось… – Курок помотал головой. – Стрекозу увидел, вот и приснилось. Бывает.

Это вряд ли. Вряд ли человеку может присниться то, что он не встречал. Летящий вертолет он вряд ли видел… Хотя…

Я вот, к примеру, видел во сне кита. Самого настоящего, я потом сравнил, уже здесь. В книжке про зверей, в одной половине было про лесных зверей, в другой про морских, там и кит был. Не такой, какой мне приснился, но похожий. Длинный, такой же синий. Я раньше ничего про китов не знал и даже не слышал про них и не понял, что это кит, но впечатление от него помню. Кит осторожно плыл по нашей реке, между камышами, с трудом вмещаясь в берега, пошевеливая хвостом, выпуская фонтаны и ворочая глазами. Он смотрел на меня, но мне совсем не было страшно, мне казалось, что это мой кит.

Но киты – это одно, с ними люди живут не одну тысячу лет, может, мои далекие предки – китобои, и память о китах жила в моей крови. А с вертолетами люди жили не очень долго, может, лет сто всего, не успели вертолеты закрепиться. Значит…

Если, конечно, Курок не врет. А он может и врать.

– Ну? – я поглядел на Курка.

– Видел, – Курок кивнул. – Летел. Свистел. Давно. Во сне.

– А цвета какого? – спросил я.

– Какого, обычного, вертолетного. Вот такого, как и здесь. Не вру. Видел вертолет, только не знаю, сон это или не сон.