Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца
Шрифт:
— Браво! — воскликнул Танкред. — Я еще раз убедился, что не ошибся в выборе жены. Сгорела твоя последняя оккультная соломинка, Карстен. Теперь тебе придется признать рациональное происхождение этой истории.
— У тебя нет доказательств, чтобы опровергнуть мою гипотезу. — Карстен стоял на своем. — Мое объяснение более рационально, чем твое, уж коли на то пошло.
— Вот увидишь, подтвердится гипотеза Танкреда, как только полиция задержит Пале и Рейна, — сказала Эбба. — А сейчас давайте поговорим о чем-нибудь более приятном.
— Давно пора, — поддержала ее Моника. — Между прочим, что вы
В некотором смысле последнее слово осталось за Карстеном. Пале и Рейна так и не нашли. С той памятной ночи никто никогда больше не видел судна, на котором они скрылись. Их приметы были сообщены полиции большинства европейских, а также заокеанских стран, но нигде, ни в одной картотеке не были зарегистрированы похожие на них люди. Дело давно уже закрыто, но Танкред и Карстен до сих пор уверены каждый в своей правоте.
Я часто думал, а не написать ли мне детективный роман, где множество нитей запутываются в один не поддающийся распутыванию клубок, где будут происходить самые невероятные события и читатель будет себя спрашивать: как, интересно, автор выкрутится из всей этой путаницы? Такой роман должен заканчиваться фразой: это дело так и не было раскрыто. Конечно, после выхода такой книги пришлось бы на годик уйти в подполье во избежание мести разъяренных читателей, но ведь истинное искусство требует жертв.
Можно считать, что, написав о драматических событиях, девять лет назад разыгравшихся в Каперской усадьбе, я исполнил этот замысел.
Б. Бальдерсон
Министр и смерть
(Пер. со швед. Б. Ерхова)
Действующие лица
Министр - хороший семьянин и никудышный политик
Маргарета - жена Министра и моя младшая сестра
Беата Юлленстедт - престарелая вдова нобелевского лауреата
Барбру Бюлинд - учительница, носит одежду серых и бежевых тонов, племянница Беаты
Магнус - губернатор, долговязый и тощий субъект
Сигне - его пухлая жена
Кристер Хаммарстрем - профессор медицины и главный врач
Стеллан Линден - художник
Хюго Маттсон - министр юстиции, хозяин замечательного туалета
Ева Идберг - яркая женщина в разводе, специалист по лечебной гимнастике
Бенни Петтерсон - полицейский комиссар
Вильхельм Перссон - школьный учитель, адъюнкт, повествователь
1
Наконец-то на лестнице Дома правительства появился Министр.
На фоне выщербленных временем колонн, несущих на себе этот храм власти, он казался обманчиво молодым и неиспорченным. Вот он двинулся вниз, сделал первый шаг к летней даче, птичьему щебету и быстрой череде зловещих убийств. Именно им на этот
— Ты долго ждал? — крикнул он. — Премьеру вдруг приспичило просмотреть текст моей речи. Я буду читать ее на открытии выставки — ну той, сельскохозяйственной, кажется, она называется «От сохи и плуга». Он сказал, что, не увидев ее, не найдет у себя в Харпсунде ни минуты покоя. А где адъюнкт?
Слова были адресованы шоферу в форме, стоявшему по стойке «вольно» у борта черного, сиявшего лаком правительственного лимузина.
— Надо же! Я и не заметил! Он же, как всегда, сзади, сидит дремлет. А ну, выходи!
Несмотря на мои жалобные протесты, он выволок меня наружу и грубовато-панибратски, в своей типичной манере, обнял. Потом ловко и привычно при помощи специальной системы ремней пристегнулся к сиденью водителя, а на меня надел пузатые наколенники (они, кстати, испортили мне стрелку на брюках) и белый защитный шлем.
— Так-то будет лучше. Теперь — на волю! Расслабимся! — И наш величественный экипаж влился в поток послеобеденного уличного движения.
Но я знал, что расслабиться, по крайней мере мне, в течение ближайшего часа не удастся. Ведь Министр принадлежит к той редкой породе людей, которые даже такую простую, как автомобильная поездка, вещь умудряются превратить в событие, о котором долго потом вспоминаешь, просыпаясь среди ночи в холодном поту.
Уже подготовительные манипуляции с ремнями безопасности и защитными латами, как всегда, вызвали у меня панику. Когда же мы выехали на автостраду, Министр, явно с целью еще большего устрашения, предпринял кое-какие дополнительные действия. Скорость он особенно не превышал, он просто опустил боковые стекла, отчего воздух стал врываться в салон с оглушительным, режущим барабанные перепонки свистом. Разговаривать теперь стало невозможно: чтобы тебя услышали, требовалось кричать во все горло. Сам Министр, согнувшись над рулем, изображал из себя человека, преодолевающего при ходьбе бурю. Помимо шлема, он надел на себя большие круглые очки-консервы вроде тех, какие носили авиаторы в эпоху младенчества нашего века. Спидометр показывал не больше 100 километров в час, но грохот автострады, свист врывающегося ветра и устремленная вперед фигура человека в маске сдавливали грудь судорогой животного страха. Я знал: с недозволенной, с непростительно недозволенной скоростью мы мчимся навстречу увечью или смерти.
В зеркале заднего вида я мельком уловил фигуру нашего шофера. Он вцепился в ремень мертвой хваткой, а взгляд его выражал твердую решимость как можно скорее уйти со службы.
Шум удалось перекричать только тогда, когда мы, заметно снизив скорость, влились в поток машин на конечном участке автострады. Как всегда, я прежде всего сказал, что такое ребячество не пристало его высокому положению. Министр засмеялся:
— Плевал я на положение…
И он говорил правду.
Министр был бизнесменом, хотя никаких коммерческих дел никогда не предпринимал. Он был политиком, хотя политических амбиций не имел, и он же был отцом четырнадцати детей, хотя порой казалось, что сам он младше их всех.