Мертвое «да»
Шрифт:
«Как нам от громких отучиться слов…»
Как нам от громких отучиться слов —
Что значит «самолюбье», «униженье»
(Когда прекрасно знаешь, что готов
На первый знак ответить, первый зов,
На первое малейшее движенье)…
«Мимолетные встречи — всегда на виду…»
Мимолетные встречи — всегда на виду.
Торопливые
— «Если будет возможно, конечно, приду».
Не придет…
На моем двадцать пятом году
Я себя как дурак, как мальчишка веду.
«Слабый треск опускаемых штор…»
Слабый треск опускаемых штор,
Чтобы дача казалась незрячей,
И потом, точно выстрел в упор —
Рев мотора в саду перед дачей.
(…И еще провожающих взор
Безнадежный, тоскливый, собачий.)
«Время искусный врач…»
Время искусный врач,
Лечит от всех неудач,
Лечит от всех забот.
Скоро и глупый плач
Ночью (во сне) пройдёт.
ДРУЖБА
1. «Где-то теперь мой друг?..»
Где-то теперь мой друг?
Как-то ему живется?
Сердце, не верь, что вдруг
В двери раздастся стук:
Он никогда не вернется.
Мне ли, себе на зло?
(Или ему повезло).
2. «Одна мечта осталась — о покое…»
Одна мечта осталась — о покое.
Не надо дружбы, все слова пусты,
И это слово — самое пустое.
(Для дружбы надо, чтобы было двое,
Одним был я, другим был воздух: ты.)
Ницца, 1934
«Попрыгунья стрекоза…»
«Попрыгунья стрекоза
Лето красное все пела».
…Опускаются глаза.
Тихо катится слеза
По щеке, по загорелой.
Сердце
Наступил последний срок.
Ждать, чтоб все перемололось,
Не по силам. Сорван голос,
Ты забывчив и далек.
Осень стала у ворот,
Листья мертвые в подоле.
Кое-кто ей подает…
(Никогда он не поймет
Этой нежности и боли).
Видно песенка допета
Вся до самого конца.
Не вернется больше лето…
Неумыта-неодета
Осень стала у крыльца.
СЕНТЯБРЬ
Ты знаешь, у меня чахотка,
И я давно ее лечу
Рюрик Ивнев
Первый чуть пожелтевший лист
(Еле желтый — не позолота),
Равнодушен и неречист,
Тихо входит Сентябрь в ворота.
И к далекой идет скамье…
Нежен шелест его походки.
Самый грустный во всей семье.
В безнадежности и в чахотке.
Этот к вечеру легкий жар,
Кашель ровный и суховатый…
Зажигаются, как пожар,
И сгорают вдали закаты.
Сырость. Сумрак. Последний тлен
И последняя в сердце жалость…
— Трудно книгу поднять с колен,
Чтобы уйти, такова усталость.
«Ты осудишь. Мы не виноваты…»
Ты осудишь. Мы не виноваты.
Мы боролись и не шли к греху.
Запах поля, запах дикой мяты
У Тебя не слышен наверху.
Все у нас печально и убого:
В переулке низкие дома,
Меж полей размытая дорога,
За плечами нищая сума.
Так стоишь часами за деревней,
День прошел — как не бывало дня…
Этот мир, заброшенный и древний,
Веселее не был до меня.