Мертвое «да»

Штейгер Анатолий Сергеевич

Я считаю совершенно недопустимым вести полемику в выражениях, которые позволяет себе допускать автор статьи и, сожалею, что не входя в редакцию, не мог протестовать против нее, до ее появления на страницах печати.

<А. Штейгер>

10

З. Н. Гиппиус — А. С. Штейгеру <получено 18 мая 1928>

Дорогой Анатолий Сергеевич.

Я рада, что вы увидели тонвашего сообщества, хотя опасаюсь, не увидели ли вы его только в том, что касается нас, и только потому, что вы нас знаете лично? Между тем, если вы слишком молоды, чтобы уметь подходить

к делам и людям сразу с существенной стороны, — тон, вкус, цвет могли бы вам всегда давать предостерегающие указания. Идите от «тона», врожденное чувство хорошего тона вас не обманет. Мне было бы жалко наблюдать вас далее шествующим в этой примитивно-невежественной компании, зараженной самыми худшими остатками старой России, самой безнадежной формой лже-патриотизма, с претензиями ребячески-притворными. Пока довольно вам было бы эстетического чутья, чтобы почувствовать дурной запах всего этого; а там уже пришло бы, своим чередом, и настоящее распознание; пришел бы и стыд, конечно, но это будет хороший стыд, и я его вам от души желаю.

Весь вопрос, — когда оставите когда вы оставите мертвых хоронить своих мертвых? Чтобы не случилось это слишком поздно. Впрочем, лучше и поздно, чем никогда. Неудачная среда, в которую вы попали, дело нешуточное; надо иметь большую внутреннююсилу, чтобы внутренноосвободить себяот фальши, лжи, стать самим собой. Не всякому это удается. Удастся ли вам?

Вы, конечно, понимаете, почему я говорю о вас: потому что лишь вы— меня в этом грубом даже лакейском, выпаде вашего сообщества против нас, интересуете. Остальное просто и естественно. Но ваше положение внушает мне бескорыстную тревогу. Ведь как все это бездарно, даже внешне! Присмотритесь (если умеете) и поразмышляйте (если можете).

Вот главное пожелание мое.

З. Гиппиус

Жду моей тетрадки.

Лев Мнухин. Послесловие

Читателя, знакомого с эпистолярным наследием поэтов серебряного века, опубликованная нами переписка Гиппиус со Штейгером наверняка заставит вспомнить и о другой переписке, имевшей место девять лет спустя, а именно Цветаевой с тем же Штейгером (см.: М. Цветаева. Собрание сочинений в 7 тт. «Эллис-Лак», 1995). Хотя Цветаева и Гиппиус противоположны друг другу и в творческом, и в биографическом плане, их переписка со Штейгером удивительно схожа по сюжету. Мы не рассматриваем особенности художественного стиля писем, не сравниваем «прозрачный» язык писем Гиппиус, отличающихся рассудительностью, зоркостью и наблюдательностью, с языком писем Цветаевой, написанных поэтом с «душой, не знающей меры», писем, представляющих собой, по определению Анны Саакянц, «энциклопедию любви». Возможно, полное сопоставление двух эпистолярных эпизодов станет в будущем предметом подробного специального исследования. Здесь же речь идет только о совпадениях, тем не менее, на наш взгляд, весьма любопытных. Вот их краткое изложение.

Марина Цветаева и Зинаида Гиппиус занимали одни из самых высоких мест в литературной иерархии русского Парижа. В обоих случаях переписка была недолгой (несколько месяцев). И оба раза ее инициатором был Штейгер. Его первые письма подробны, во многом носят исповедальный характер. И в том и в другом случае Штейгер надеялся на участие старших поэтов в своей судьбе. «Вы могли бы так много помочь и многому научить» (Штейгер — Гиппиус). «…когда мне нужен врач, — я иду к врачу, когда мне нужны деньги — иду к швейцарцам, — к Вам же я шел, надеясь получить от Вас то, что ни врачи, ни швейцарцы мне дать не в состоянии» (Штейгер — Цветаевой). Оба адресата Штейгера откликнулись, каждый по-своему, «…помочь другому разобраться я всегда готова — и могу — вам тут служить» (Зинаида Гиппиус). «И хотите Вы или нет, я Вас уже взяла туда внутрь, куда беру все любимое…» (Марина Цветаева).

После того как переписке начало

было положено, и Гиппиус, и Цветаева, опять же каждая согласно своим устремлениям, просят Штейгера о личной встрече, приглашая его приехать. «Было бы прекрасно, если б вы могли приехать ко мне сюда…» (Гиппиус). «Деньги бы я достала… Ответьте молниеносно, чтобы я знала, что уже могу радоваться. Нам с Вами будет чудно», — пишет Цветаева о возможном приезде Штейгера. Обоим корреспондентам молодой поэт шлет свои стихи. «Ваши стихи — хорошие, в них есть настоящее» (Гиппиус). «Вы умеете писать стихи» (Цветаева). Общим местом обеих переписок можно считать и отношение Гиппиус и Цветаевой к окружению Штейгера. О его политических единомышленниках в письме Гиппиус: «Неудачная среда, в которую вы попали, дело нешуточное…» и т. д. О литературном окружении Штейгера в письме Цветаевой: «Если Вы — поэтический Монпарнасс — зачем я Вам? От видения Вас среди — для все равно среди кого — я — отвращаюсь…»

Заключительные строки последних писем Гиппиус и Цветаевой поразительно созвучны, полны презрения к человеку, который не оправдал их надежд. Приговор Гиппиус Штейгеру: «Поприсмотритесь (если умеете) и поразмышляйте (если сможете). Вот главное пожелание мое. Жду моей тетрадки». И уничтожающая ирония Цветаевой: «Если Вы ту зеленую куртку, что я Вам летом послала, не носите (у меня впечатление, что она не Вашего цвета) — передайте ее, пожалуйста, для меня Елене Константиновне <Бальмонт>… Она мне очень нужна для уезжающего». На этом переписки и закончились.

Публикация и примечания Льва МНУХИНА. Газета «Русская мысль», Париж» Май 2000, №№ 4316–4318.

ПИСЬМА А. ШТЕЙГЕРА К З. ШАХОВСКОЙ

A. Steiger c/o Prince Chirinsky 29, rue Barbes, Issy-les-Moulineaux 8 марта1934 г.

Милая Зиночка, простите, что так начинаю письмо, не зная Вашего отчества, но и Вы ведь меня в Париже вспомнили при встрече в кафе Одеон как «Толю Штейгера», которого Вы знали в Константинополе.

Мне посоветовали обратиться к Вам, потому что, по парижским сведениям, Вы в Брюсселе всемогущи.

Дело вот в чем: я еду в Берлин и в Прагу и буду в Брюсселе проездом приблизительно через десять дней, в субботу или воскресенье на следующей неделе. Не могли бы Вы организовать мне или хотя бы посоветовать, к кому обратиться, литературный вечер? Если это а принципе возможно, не согласились бы Вы сказать небольшое вступительное слово, прежде чем я буду читать свои стихи и рассказы? Я бы очень мечтая об этом вечере, так как без него мне не удастся задержаться а Бельгии и осмотреть Брюссель. В смысле материальном приблизительно на какую сумму я мог бы рассчитывать? Меня бы удовлетворило совсем немногое, juste de quoi payer (только чтоб оплатить — фр.) гостиницу, еду и мелочи.

Очень прошу Вас извинить меня за причиняемые Вам хлопоты, но, по словам парижан — Кнута, Адамовича, — в Брюсселе все от Вас зависит, и я обращаюсь к Вашей, так сказать, «парижской солидарности».

В случае Вашего согласия, я Вам немедленно вышлю мои стихи и 1–2 рассказа, чтобы Вы могли заблаговременно с ними ознакомиться. Жду с нетерпением от Вас ответа. «Весь Монпарнас» Вам кланяется и Вас не забывает. Целую Ваши ручки.

А. Штейгер.

14 марта 1935

Милая Зика, просто не знаю, как благодарить Вас за Ваше письмо и за Ваше приглашение, которое я принимаю с радостью и буду в Брюсселе в это воскресенье. Я все же очень надеюсь, что удастся что-нибудь устроить с вечером, хотя бы и очень небольшим, так как мне все-таки очень совестно было бы Вас стеснять и доставлять Вам хлопоты.

Сегодня вечер И. Анненского и я увижу Алферова и Кнута и исполню Ваше поручение. Я еще не уверен, с каким поездом мне удастся выехать, но во всяком случае я буду у Вас не позже 4 часов дня.