Мертвое озеро
Шрифт:
– - Изволите пересчитать?
– - Не нужно: я вам верю,-- сказал Тавровский.-- Вы честный человек и хороший управляющий!
– - прибавил он, сделав движение головой, подобное поклону.
Иван Софроныч понял, что он только из деликатности не прибавил: "Идите", но не трогался с места. Ему смертельно жаль было Тавровского. "Как мучится, как убивается, сердечный!" -- думал Иван Софроныч, и, нет сомнения, честный старик готов был бог знает чем пожертвовать, лишь бы возвратить ему спокойствие и веселость. Иван Софроныч стоял понурив голову. Молчание продолжалось
– - Да, -- сказал Тавровский, как будто только заметив, что Иван Софроныч еще не ушел,-- сколько вы привезли денег -- сорок тысяч с чем?
– - Сорок две тысячи пятьсот восемьдесят четыре рубля шестьдесят семь копеек,-- поспешно сказал Иван Софроныч.
– - Так сорок тысяч оставьте, а остальные возьмите в награду за ваше усердие и честность.
Слезы подступили к сердцу управляющего.
– - Не того жду я,-- сказал он.-- Я много доволен вашей милостию, а если позволите старику слово сказать…
– - В другое время, Иван Софроныч,-- благосклонно отвечал Тавровский.
– - Нет уж, теперь, батюшка, теперь, коли милость будет!
– - воскликнул Иван Софроныч, приближаясь к Тавровскому, и продолжал с возрастающим жаром: -- Сердце болит, глядя, как вы убиваться изволите,-- а из чего? Ведь уж, осмелюсь доложить, дело сделано; горевать поздно, а лучше подумать, как пособить горю.
– - Какому горю?
– - равнодушно спросил Тавровский.
– - А как же, батюшка, я ведь знаю. Не рассердитесь глупому слову старика: попроиграться изволили, слышно?
– - Кто вам сказал?
– - спросил Тавровский, всё еще не приподнимаясь с дивана и не поворачивая головы, но уже несколько живее.
– - Как же, батюшка? Мне и князь Горбатов говорил, и Александр Екимыч говорил.
– - Что ж они говорили?
– - Да князь сказал, что полтораста тысяч изволили проиграть, а Александр Екимыч так божились, будто даже двести!
– - Так лгут же они оба!
– - резко воскликнул Тавровский, вскакивая с дивана и останавливаясь перед Иваном Софронычем.-- Не полтораста и не двести тысяч, а триста пятьдесят!
– - Как, вы изволили проиграть триста пятьдесят тысяч?
– - Да, и через неделю должен заплатить.
– - Через неделю?
– - Я дал честное слово.
– - Изволили дать честное слово, так, конечно, следует заплатить через неделю. Да как справиться? Много недостает еще?
– - Да полчаса тому назад,-- отвечал, улыбаясь, Тавровский,-- недоставало ровно трехсот пятидесяти тысяч, а теперь недостает немного меньше.
Иван Софроныч подивился и отчасти огорчился, что Тавровский может шутить в таких обстоятельствах и таким делом.
– - Как же вы думаете быть?
– - спросил он.
– - Продадим или отдадим Софоново,-- отвечал равнодушно Тавровский.
– - Как, Софоново продавать?
– - воскликнул с необыкновенным жаром Иван Софроныч.-- Нет уж, извините! Софоново продать невозможно!
– - Отчего же?
– - Да оттого… оттого, что я… что я… я не позволю… не допущу!
Тавровский посмотрел на него с удивлением. Глаза старика блистали, лицо горело; весь он был полон страстного одушевления.
– - Что вы хотите сказать?
– - спросил Тавровский.
– -
– - воскликнул Иван Софроныч.-- Софоново продать! Павел Сергеич! осмелюсь спросить: изволили вы бывать в Софонове?
– - Раз был.
– - Что же?
– - Ничего, вид недурен.
– - А земля, земля?
– - И земля, говорят, хорошая.
– - Говорят, хорошая!
– - повторил Иван Софроныч с досадой.-- Говорят! Не хорошая, а клад, сокровище! Положишь труда крупицу, а она, матушка, воздаст четвертями да целыми закромами! Что хлеба родится, какого хочешь: пшеницы ли, ржи, ячменю, гречихи! Какие сенокосы! а рыбные угодья? Да если б ваша милость и с тетушкой-княгиней и со всеми родичами изволили жить там, так во весь круглый год ниже единой плотицы прикупить не приведется! А лес, лес какой? и на самом Днепре-голубчике! Я думаю, три века растет, если не больше; есть такие деревищи, что сто богатырей во сто дней с места не сдвинут; выдолби, проруби окна, и дом готов… А мельницы какие у нас? а фабрика?… И такое сокровище продать… продать?
– - повторял Иван Софроныч нетвердым голосом, и Тавровский не без удивления заметил слезу, покатившуюся по разгоревшейся его щеке,-- Да зачем же изволили и посылать туда старика?
– - заключил Понизовкин плачущим голосом.
– - Что делать, любезный мой Иван Софроныч!
– - сказал Тавровский.-- Во всяком случае вы можете быть уверены, что место управляющего в другом моем имении, куда я сам ездил, будет ваше.
– - Батюшка Павел Сергеич, что вы изволили подумать? Вы мало еще изволите знать старика! Видит бог, вас берегу. Софоновка -- клад, золотое дно; помяните мое слово, через пять лет она будет давать двести тысяч доходу, и продавать ее не следует!
– - Я бы рад, да как же быть?
– - Да уж как хотите, а не извольте продавать.
– - А вот если отыграюсь,-- с улыбкой отвечал Тавровский,-- так не продам.
– - Отыграетесь? В самом деле,-- воскликнул с живостью Иван Софроныч,-- ведь можно еще отыграться? Так чего и торопиться продажей!
– - Можно и отыграться, Иван Софроныч, а можно и еще проиграть,-- заметил Тавровский.
– - Да!
– - сказал, спохватившись, старик и, подумав, спросил Тавровского: -- А вы хорошо изволите играть?
– - То есть счастливо ли?
– - отвечал Тавровский.-- А бог знает! Нужно, однако ж, признаться, что в первый раз играю в такой степени несчастливо. В последнее время в Баден-Бадеие я был в выигрыше до полутора миллиона.
– - Да, видно, проиграли опять?
– - спросил Иван Софроныч.
– - Нет, прожил… в один месяц,-- прибавил Тавровский с улыбкой.-- А часть, правда, и проиграл. С той поры я долго не играл и вот теперь плачусь за тогдашний выигрыш.
– - А кто у вас выиграл нынче?
– - спросил Иван Софроныч.
– - Брусилов.
– - Не знавал,-- заметил Иван Софроныч.-- Честный человек?
– - То и убийственно, что честнейший и совсем играть не умеет. Он страшно богат,-- играет, как и я же, потому что скуууу-чно… -- Тавровский произнес последнее слово протяжно, зевнул и потом прибавил:-- Он обещал быть у меня сегодня вечером; посмотрим, может быть, и отыграюсь.