Мертвое озеро
Шрифт:
Старик сделал дочери своей грозный жест, как бы приказывая молчать и немедленно удалиться, и схватил пистолет.
– - Генрих! Генрих!
– - закричала Настя, кидаясь к отцу.
Генрих быстро вошел.
Они соединили свои усилия, чтоб отвратить страшное намерение, которое старик непременно хотел совершить. Не прошло полминуты, как к ним присоединился третий помощник.
– - Гриша!
– - с упреком воскликнула Настя.-- Гриша! вот до чего вы довели своею медленностию! Принесли ли вы деньги?
– - Принес!
Слово, произнесенное
В одну секунду лица всех устремились к Грише.
Настя, Генрих и старик обратили к нему жадные глаза, полные сомнения и радости.
– - Деньги? так он достал деньги?
– - проговорил старик.
– - Вот они! здесь ровно сорок тысяч!
Деньги были переданы Генриху, который поспешно ушел, не слыша ног под собой.
Руки Насти и Гриши лежали одна в другой, соединенные самим Иваном Софронычем. Шла дружеская беседа, когда у дверей послышался звонок.
Настя впустила гостя: то был камердинер Петр.
– - Приехал!
– - сказал он после первых приветствий.-- Вам, кажется, было его очень нужно видеть, так я и поспешил повестить. Не больше часу, как приехал. Переоделся -- и марш, а я к вам!
– - Спасибо, Петруша! Да теперь уж не нужно: всё уладилось, слава богу, благополучно,-- отвечал старик.-- Мне лучше быть обязанным вам, дети мои, чем ему,-- прибавил он тихо.
– - Не нужно, так тем лучше!
– - заметил Петр.-- А у нас в доме большая тревога… уж куда не люблю таких оказий!
– - А что такое?-- спросил Иван Софроныч.
– - Да сегодня в десятом часу у старой барыни пропала шкатулка, в которой было, говорят, пятьдесят тысяч.
Глаза Ивана Софроныча и его дочери невольно и быстро обратились к Грише.
Лицо Гриши выражало величайшее смущение.
Часть тринадцатая
Глава LXI
Ложась спать, Наталья Кирилловна была поражена восклицанием испуга, которое вдруг вырвалось у Зины. Старуха долго допытывалась, что это значит, и наконец хватилась своего маленького ящика с деньгами, стоявшего на комоде. В минуту по всему дому быстрее молнии пронеслась весть о пропаже денег. На всех лицах появился ужас, а губы как бы самопроизвольно бормотали: "Пропали, пропали". Зина упала к ногам растерявшейся хозяйки дома и, рыдая, говорила:
– - Господи! Господи! кто защитит меня? Я одна в доме знала, что тут деньги!
– - Да разве я сказала, что подозреваю тебя?-- сердито спросила Наталья Кирилловна.
– - Но сами посудите, разве чужой мог знать, что тут лежат деньги, и войти в спальню именно в то время, когда вы кушали чай!
– - Да, это всё так странно, что я не могу опомниться. Обокрасть меня!
И Наталья Кирилловна содрогнулась.
В эту минуту приживалки с воплями явились в спальню; они били себя в грудь,
Наталья Кирилловна отложила допросы и розыски до другого дня, а дворецкому приказала обыскать строго всех людей и дом и поставить вооруженных часовых у своей спальни, а также и у ворот, чтоб вор не мог бегством спастись от наказания.
Никто глаз не смыкал в эту ночь. Лакеи рассуждали между собой. Горничные все собрались к приживалкам в комнату и слушали их гаданье на кофее и картах. Приживалка с мутными глазами в ночном туалете очень походила на одну из ведьм Шекспира в "Макбете".
– - Ну, девушки, что ни говорите, а деньги украдены!
– - сказала она таинственно, держа перед свечкой чашку с кофейной гущей.
– - Да как же! ведь мы и гадаем об этом!
– - заметила одна из горничных.
– - Эх, какая проворная!
– - с досадой отвечала приживалка.-- Украдены -- и человеческими руками,-- продолжала она с прежней таинственностию.
– - Ах, господи! Оборони нас, боже! какие ужасти!
– - раздались восклицания.
– - Кто же украл?
– - спросила одна из приживалок.
– - Кто??..-- всматриваясь в гущу, протяжно произнесла приживалка с зобом.-- Их украл человек с бородой!
– - Уж не Флегошка ли?-- крикнула одна из горничных.
– - Ну, вот что выдумала! ведь и у Антипа, чай, такая же борода!
– - с сердцем подхватила пожилая рябоватая горничная.
– - Полноте, девушки… слушайте! вор был с бородой и с ножом!
– - Ай, ой, ай!
– - на разные голоса восклицали слушательницы.
Утром, с последней чашкой кофе,-- а она была, кажется, двадцатою с ночи,-- окончилось гаданье приживалки с мутными глазами.
Утренний чай прошел в тягостном молчании и подавляющей тишине. Поэтому приживалки немало обрадовались, когда вошел дворецкий с умильно-растроганным, лоснящимся лицом. Низко поклонясь Наталье Кирилловне, он донес почтительно, что и дом и люди обысканы.
– - И нас, пусть и нас обыщут!
– - отдавая ключи от своих сундуков и комодов дворецкому, воскликнули все приживалки, кроме Ольги Петровны и Зины.
– - Не соваться, когда не с вами говорят!
– - крикнула Наталья Кирилловна и, обратясь к дворецкому, с горячностью продолжала: -- Что же это, наконец! меня уже стали обкрадывать -- и даже нет следов!
Речь ее была прервана появлением депутации от горничных, которая, пав на колени, произнесла клятву в невинности; потом явились с тем же лакеи, прачки, кучера. Зала была полна. Зина выразительно поглядывала на дворецкого, который не без робости начал:
– - Осмелюсь доложить, так как вы изволите по справедливости требовать…
– - Говори скорее! что такое?-- крикнула Наталья Кирилловна.
– - Осмелюсь доложить, что вчера никто из посторонних не входил в дом, кроме… -- дворецкий поперхнулся и, бросив на Зину умоляющий взгляд, прибавил: -- Кроме-с Григория Михайлыча.