Мертвое озеро

Некрасов Николай Алексеевич

Старуха пугливо кинулась в кухню, в которой послышался треск лучины и запах дыму от самовара.

– - Она ходила в шкап без нас?
– - обратилась к Ане с вопросом Настя, набивая себе трубку и закуривая ее.

– - Я не видала,-- отвечала Аня.

– - Где же вы сидели?

– - Здесь.

– - Ну так где же глаза-то были?

– - Настя, оставь ее!
– - заметила Мавруша.

– - Ну, ты, что суешься!
– - крикнула Лёна.

– - Кричите, кричите, ведь наверх-то слышно,-- отвечала Мавруша.

Самовар был готов,

и сестры уселись за стол пить чай, который состоял из патоки и кипятку со сливками. Лица их поразили Аню своим странным цветом: они были белы, и яркий румянец играл на их худощавых щеках, что, однако ж, нисколько не украшало сестер; напротив, лица их навались Ане еще более страшными. По запаху кружек сестры догадывались, что старуха варила без них кофе, и решили, чтоб вперед запирать шкап на ключ. Мавруша потчевала Аню чаем; но она не решалась пить его.

Старуха тем временем стлала постель; к кровати, с которой были сняты перины и подушки, приставила она несколько стульев и устроила довольно широкую кровать.

Сестры не удовлетворились чаем: они еще покушали блинов и потом уже стали укладываться в постели.

Настя, раздевшись, лежала на кровати и курила трубку.

– - А где гостья ляжет?
– - спросила старуха у сестер, когда Аня вышла в кухню.

– - А нам что за дело!
– - воскликнули сестры.

– - Постыдитесь! ведь она, чай, не привыкла на полу-то валяться.

– - Пусть привыкнет!
– - заметила Лёна, натягивая холстяной чепчик на голову.

Сестры рассмеялись.

Когда Аня возвратилась в комнату, Лёна сидела на кровати со стульями, снимала с себя башмаки и, выколачивая их, спросила ее:

– - Вы на чем прежде спали?

Она не знала, что отвечать.

– - Вы спали когда-нибудь на полу?
– - спросила ее Мавруша, высунув свою голову, обтянутую в холщовый чепчик без всякой уборки, из-под ватного капота.

– - Нет!
– - отвечала Аня.

– - Ну так сегодня попробуйте!
– - заметила Лёна.

Старуха стала снимать со стены салоп -- сестры в один голос закричали:

– - Мой не трогать! и мой! и мой!

– - Не ваш, не ваш!
– - ворчала старуха и, кряхтя, разостлала салоп на полу, возле перинки своей, на которую указав Ане, сказала:-- Ляг, ляг, моя сиротинушка, возле старухи: нам теплее будет.

Аня была тронута добротою старухи, которая уступала ей свою постель, а сама ложилась на салоп; но в то же время Аня долго не решалась раздеваться; наконец она легла возле старухи, с которой была у ней общая подушка.

Всё скоро стихло в темной комнате. Аня далеко отодвинулась от старухи, которая во сне ворчала. В дороге Аня так привыкла к чистому воздуху, что долго не могла заснуть от душного воздуха в комнате, а особенно от табачного дыму. В голове ее прошедшее перепуталось с настоящим и с мыслями о неизвестном будущем; но усталость от длинной дороги взяла свое, и она заснула.

Утром Аня проснулась от говора сестер,

и первое, что бросилось ей в глаза, которые она прикрыла рукой, была Настя с трубкой в зубах и в собственных юбках Ани. Лёна, с неубранными волосами, с сонным лицом, была одета в платье Ани и тужилась, желая его застегнуть. Мавруша, в своем чепчике, стоя на коленях на кровати и надев корсет Ани, прилежно шнуровала его.

– - Не застегнешь!
– - поддразнила Настя сестру.

– - Застегни, Мавруша,-- говорила Лёна, совершенно побагровев.

– - Убирайся! я сама хочу примерить корсет.

– - Нужно очень тебе корсет на твои кости!
– - отвечала Лёна с сердцем.

– - Тише вы… разбудите ее,-- заметила Настя.

– - Велика принцесса!
– - крикнула Лёна, и несчастное платье Ани затрещало в ее руках.

– - Ну, разорви еще!
– - сказала Мавруша, вскочив на ноги на кровати и перевертывая корсет как следует.

– - Что возьмет с меня, если я разорву!
– - отвечала Лёна.

– - Нехорошо!
– - подхватила Мавруша и изо всей силы стала тянуть шнурки, которые наконец лопнули, при чем она вскрикнула пугливо: "ай!"

Сестры покатились со смеху. И сама Аня едва не расхохоталась: так забавна была фигура Мавруши с испуганным лицом. Заметив, что Аня шевелилась, сестры разоблачились из ее гардероба. Настя, подняв Анин башмак, сказала:

– - Какая у ней нога-то -- точно у ребенка, и какие затейливые повязки-то.

– - А лицо-то у ней какое белое,-- заметила Лёна.

– - А коса-то, ужасти!
– - подхватила Мавруша, связывая шнурки у корсета Ани.

– - Не врет ли он, что она его сестра? ну где ему иметь такую сестру! Она ведь точно барыня,-- сказала Настя.

– - Ведь он из купцов, и не из простых,-- заметила Мавруша.

– - Эка важность! знаем мы купчих-то: разве они такие!
– - с горячностью крикнула Лёна.

– - Да ведь то петербургская, столичная!
– - перебила ее Мавруша.

Сестры замолкли; Аня сделала вид, будто сейчас только проснулась.

– - Ну что, хорошо спать было на новом месте?
– - спросила ее Настя.

– - А загадали ли вы?
– - перебила Лёна.

– - Да я не знаю, как гадать,-- отвечала Аня.

– - Ложусь на новом месте, приснись жених невесте!
– - скороговоркой сказала Мавруша.

Ане было совестно одеваться, потому что сестры не спускали с нее глаз. И Мавруша и Лёна предлагали ей почистить зубы табаком. Кофею было выпито сестрами ужасно много, после чего они все три ушли на пробу, оставив Аню в облаках табачного дыму.

Пришел Мечиславский, спрашивал Аню, хорошо ли ей, где она спала. Аня указала на кровать Насти, уверяла его, что ей весело и покойно. Но он плохо верил и объявил, что непременно сегодня же будет хлопотать о лучшем помещении Ани. Он еще сказал, что уже устроил всё насчет вступления своего в постоянный театр, в котором находился прежде.