Мертвое ущелье (Логово)
Шрифт:
Пошел во двор за дровами — запасы кончались. Взял карабин и корзинку для дров. Собаки выскользнули, едва он отворил наружную дверь. Он направился к дро-вянику и только обернувшись заметил, как Белка, рыча, кинулась к ближайшим кустам ивняка. Помор бежал следом.
Старик Лихарев резко и сердито крикнул:
— Назад!
Но Белка уже скрылась за кустами.
— Назад, Помор! Назад, Белка! — еще более резко и зло крикнул он, и Помор остановился.
— Ко мне!
Собака неохотно пошла к дому, и, посадив Помора на цепь, он стал звать Белку, но она не появлялась. Все было тихо.
Старик оставил
Подобрался к кустам. Вместе с Помором обошел все кусты ивняка и не нашел ни Белки, ни следов ее или чьих-нибудь других. Да найти их там было и нельзя — высокая, негустая, уже пожухлая трава скрывала следы, не давая им отпечатываться на почве.
Но вот Помор замер, уткнувшись носом в землю, и вдруг заскулил...
Старик быстро подошел к собаке и, склонился над этим местом. На желтой траве ему удалось разглядеть несколько небольших пятнышек крови. Это была кровь Белки, потому и заскулил Помор... Прощай, Белочка... Кто же это сделал? Волки? Но она не пошла бы одна так смело на волка. Не бешеная ведь. Умная была собака. Значит, фашист. Они ведь знают, что собаки — это уши, и глаза, и чутье его, старика Лихарева. Вот и убрали одну. Прощай, Белочка... Но как же без выстрела? Умеют, сволочи. Уж как-то сумели... Собачка ведь не человек, ее и обмануть можно. Да и человека можно... Вот беда. Ну что ж... Надо теперь вдвое беречь Помора. Ни на шаг не выпускать из виду. Он — пес послушный, без разрешения никуда не убежит.
Ровно через сорок минут после этих событий Фогель подполз к штурмфюреру, наблюдавшему в бинокль за побережьем.
— Ефрейтор Фогель. Штурмфюрер, разрешите доложить?
— Да.
— Удалось убрать одну из собак охотника.
— Докладывай.
— Я наблюдал за его домом, когда он вышел за дровами, и одна из собак, рыча, бросилась ко мне. Я кинул в нее нож, когда она делала поворот по моему следу. Я специально так прошел, чтобы она повернулась боком в пятнадцати метрах от меня. Нож тяжелый, и я убил ее сразу.
— Следы убрал?
— Так точно, штурмфюрер. Труп собаки унес с собой и закопал в тайге.
— Что охотник?
— Он поискал собаку, долго звал ее, потом со вторым псом ушел в дом.
— Хорошо.
Ефрейтор ждал, что еще скажет начальник, но тот молчал. Он думал о том, что приходится возиться с какими-то паршивыми собаками, с этим стариком, вместо того, чтобы срезать их всех одной очередью из «шмайссера».
Ефрейтор попросил разрешения уйти, и Крюгер кивком головы отпустил его.
19. ДВА ВЫСТРЕЛА
Старик Лихарев залег в густых можжевеловых кустах. Выбрал место, где перед ним лежал полуметровый валун, на который удобно было опереть во время стрельбы карабин. До рассвета оставалось совсем недолго ждать, и Иван Васильевич удобно устроился, надежно замаскировавшись в кустах. Помор лежал рядом с ним на животе, положив голову на передние лапы.
Засаду старик устроил подальше того места, откуда в прошлый раз он видел немца. Расположился метрах в пяти-десяти от подножия холма. Отсюда — обзор больше, да и его самого обнаружить труднее. А стрелять ему что с полета, что с сотни метров — без разницы, не ружье ведь, а карабин.
Осторожно оттянул затвор, проверил, есть ли патрон в патроннике. Тут уж холостого щелчка быть не должно. Запер затвор — взвел курок на боевой взвод. Все это сделал не спеша, чтоб громко не звякнуть. Хотя море тихо шумело, да и ветер шуршал по тайге, скрывая негромкие звуки, но старик все равно поостерегся.
Совершенно незаметно стало светать. Темное небо как-то вдруг сразу стало серым. За дальним холмом посветлела полоска на сером небе, и светлые утренние сумерки поползли в тайгу, оттесняя мглу в глухие овраги и пади.
Охотник напряженно смотрел и слушал, стараясь не пропустить ни одного звука или движения.
Шороха он не услышал, но увидел, как с холма бесшумно спускается темная человеческая фигура. Немец шел совсем не там, где старик видел фашиста в прошлый раз. Он спускался теперь метров на сорок левее того места. Но потому охотник и отодвинул свою засаду, расположился подальше, чтобы видеть весь склон холма.
Уже почти совсем рассвело и стало хорошо видно мушку и целик. Старик приложился к оружию, прицелился и плавно нажал спуск. Немец рухнул как подкошенный. Винтовочный выстрел резким трескучим звуком распорол утреннюю тишину побережья, и гулкое эхо покатилось по прибрежным холмам и заглохло где-то в елках.
Иван Васильевич понимал, что фашист-разведчик упадет, даже если ранен или вообще невредим, и он не верил этому падению. Он верил себе — немец этот убит.
Передернул затвор и несколько минут ждал, но никакого движения не было. Только шуршал по берегу прибой, да ветер шелестел в тайге. Помор хотел было вскочить после выстрела, дернулся, но охотник придержал его и приказал лежать. Прошло еще минут десять. И вдруг старик подумал, что у немецкой землянки наверняка есть выход на другую сторону холма. И фашисты не пойдут туда, где уже подстрелили одного из них. Значит, ему надо срочно менять позицию, немцы могут найти его, подобравшись с тыла. Ведь они сумеют приблизительно определить откуда стреляли. Но он упустил время и понял это...
Внезапно Помор дернулся, и сразу же старик услышал сзади какой-то шорох. Он резко повернулся: в двадцати метрах от него, немного пригнувшись, стоял немец, точно так же одетый, как тот, которого он видел вчера, и такой же крупный и высокий. Рука немца была занесена над головой, как бы для броска...
Иван Васильевич вскинул карабин, и одновременно немецкий разведчик метнул нож. В долю секунды старый охотник успел поймать на мушку прицела голову противника и нажать спусковой крючок. Громыхнул выстрел... И в тот же миг тяжелый короткий кинжал, изготовленный специально для бросания, по рукоятку вошел в грудь охотника, но он, превозмогая острую боль, колющую и разрывающую грудь, разглядел через пелену смертного тумана, что выстрел сделан точно, и только после этого выронил карабин и провалился в бездонную черную мглу. Старик Лихарев, бивший влет не только из» ружья, но даже из карабина куропатку, рябчика, не промахнулся. Пуля попала Фогелю в лоб.