Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2

Аверьянов Евгений

Голоса приблизились. Кто-то зашёл внутрь. Я слышал, как скрипит пол, как медленно, уверенно топают по доскам сапоги.

— Пусто.

— Может, зверь сожрал. Кровь есть, тела — нет.

— Жаль. Новички — лёгкая добыча.

— Ладно. Пошли. Монстры ночью шастают, не хочу быть их ужином.

Топот удаляется. Шаг. Другой.

Долгие секунды — и снова только лес, ветер и больно стучащее в висках сердце.

Я

не вылез. Не двигался. Лежал, вонял пролитой кровью и холодным страхом.

И знал теперь точно — помощи здесь не будет.

Никто не придёт. Никто не спасёт.

Если хочешь жить — учи правила. Быстро. Или сдохни.

Утро началось с тяжёлого холода.

Точнее, с осознания, что я так и не заснул по-настоящему. Полусон, полубред, в котором я то снова слышал шорохи, то пытался вспомнить, как выглядели лица тех, кто хотел меня сожрать.

Я вылезал из своего укрытия, как зверёк — медленно, дрожащими руками раздвигая мокрые ветки, обдирая кожу о корни и доски. Лес встретил меня тяжёлым молчанием.

Небо — серое, глухое, будто с похмелья. Деревья стояли, как истуканские фигуры — всё то же, всё не моё.

Я выпрямился, насколько позволяли затёкшие мышцы, и только тогда заметил, как сильно трясутся колени.

Вчера я бы сказал: «Плохой сон».

Сейчас — я знал. Это реальность.

Я сделал пару шагов и остановился, глядя в никуда.

В голове было пусто, как в доме, который давно покинули.

А потом мысли вернулись.

Громкие. Навязчивые. Живые.

“Знаешь, Гарик, может всё было не так уж плохо, да?”

Да, возможно.

Бесконечные разговоры за столом, дежурные вопросы про женитьбу, неловкие шутки дядьки, который всегда бухает больше всех…

Бесит. Да.

Но там не хотят тебя убить за то, что ты зажёг костёр. Там не говорят «новое мясо». Там не охотятся за тобой по лесу.

Я сел на поваленное дерево, мокрое от утренней влаги. С трудом заставил себя не сползти обратно в укрытие. Там хотя бы было чувство безопасности… хоть иллюзия.

"Шаблонный мир."

Чёрт. Да он золотой, если подумать.

Будильник, кофе, пробки, работа, усталость, жалобы — всё понятно. Всё привычно.

Ты знаешь, как в этом жить.

Здесь?

Здесь я даже не знаю, с какой стороны может выскочить смерть.

Может, это и есть настоящее наказание — попасть туда, где ничего не знаешь. Где все твои навыки, накопленные годами — бесполезны. Где ты, по сути, снова младенец, только без мамки и соски. С монстрами вместо игрушек.

Я провёл ладонью по лицу. Щетина. Грязь. Глаза ввалились. Сомнений не осталось — я здесь уже давно. Хотя по ощущениям прошла

только одна ночь.

И всё же я жив.

Я встал.

Пошатываясь, прошёлся по периметру. Следов прошлых гостей не было. Видимо, они действительно ушли.

И только тогда заметил: на остатке балки, к которой я прижимался ночью, что-то выцарапано.

Грубые линии. Треугольник с чёрточками. Что-то похожее на глаз… или на цифру.

Я провёл по ней пальцем. Не знаю, чей это знак, но чувство, что я тут не первый, не отпускало.

Я выдохнул.

Живых не видно. Не слышно.

Значит, пора идти. Куда — не знаю. Но остаться здесь — значит ждать, пока кто-то вернётся за мной.

Я двинулся дальше. Вперёд. Куда-то между деревьев, туда, где туман расползался среди стволов, как что-то живое.

Там, где всё ещё может быть смерть, но хотя бы есть движение.

Потому что хуже смерти — это просто застрять.

А я всегда ненавидел тупики.

Я брёл медленно. Тяжело.

Проклятая утренняя влага с каждой минутой пронизывала всё сильнее, и сырость впитывалась в одежду, в кожу, в кости. Дороги, понятное дело, не было — только гнилые коряги, вечно цепляющиеся за ноги, да ветки, от которых чешется лицо.

Я уже почти перестал смотреть под ноги.

А зря.

Хруст.

Полшага — и земля уходит из-под ног.

Тело по инерции рванулось вперёд, сердце ухнуло куда-то в пятки, но я каким-то чудом успел схватиться за край. Мох, грязь, ногти в землю, судорожное дыхание. Пара секунд — и я повис, болтаясь между жизнью и какой-то очень глубокой, вонючей ямой.

Рывок.

Я карабкаюсь обратно, ноги срываются, но я всё-таки выкарабкиваюсь, отползаю на пару шагов и валюсь на спину. Молчу. Пытаюсь дышать.

И только потом — запах.

Такой, что предыдущая вонь от истлевшего тела была почти парфюмом.

Я осторожно подползаю к краю. Заглядываю.

Внизу — туша.

Поганая, мохнатая, словно гигантская крыса с тремя ногами и вытянутой мордой. Местами на ней уже нет шкуры. Видно, что лапа сломана — наверное, упала неудачно. На животе что-то шевелится. Личинки?

Я отворачиваюсь.

В горле поднимается волна, сильная, как прибой. Сглатываю. Не помогает. Грудь ходит ходуном, руки дрожат, рот наполняется слюной — и меня выворачивает. Несколько раз.

Я падаю на колени.

Плевки, хрипы, жжение в горле. Всё тело против, всё говорит: «Это не твоё место, Игорь. Не для тебя эта вонючая яма и не для тебя такие… чудовища».

Я вытираю рот рукавом. Смотрю на тушу. Мёртвая. Навсегда.

Спустя какое-то время я начинаю дышать ровнее.