Мертвые не грезят
Шрифт:
– Не думаю, что знаю вас, – сказал я.
– Кит, – ответила она. – Кит О'Доннел.
– Кит О'Дон... – Я взглянул еще раз. – Не Кейти ли О'Доннел? Будь я проклят!
– У тебя найдется минутка, Курт?
Я все еще не мог прийти в себя. Она была девчонкой с перепачканной мордашкой, когда я последний раз видел ее.
– Конечно, – отозвался я. – Сколько угодно. Времени у меня гораздо больше, чем мне нужно.
– Здесь за углом есть бар, – предложила она. – Там мы может поговорить.
Я усмехнулся и поднял воротник пальто.
– Это как раз то место, куда я
Бар напоминал все бары – здесь были виски и люди, которые пили виски. Под длинным окном стояли два стола. Мы сели за один из столов, и Кит сбросила с плеч пальто. Сделала она это очень грациозно. На ней был зеленый свитер, лифчика она не носила, и когда скинула пальто, я придвинулся ближе к столу, в ладонях у меня появилось нечто вроде зуда.
Девушка не стала возиться с предисловиями.
– Курт, – начала она, – мой отец в беде.
– Ну, мне очень жаль, – ответил я.
– Ты ведь частный детектив. Я прошу тебя помочь.
Я усмехнулся.
– Кейти... Кит... Я больше не работаю. Закон отнял у меня мой билет.
– Этого не может быть.
– О, еще как может!
– Курт, это целый квартал, не только мой отец. Чарли... Чарли был одним из них. Он... они...
Она замолчала, и ее глаза расширились. Слова, казалось, застряли в ее горле, и она слегка склонила голову. Я обернулся и оглядел бар. Высокий тип в пальто из верблюжьей шерсти шел по бару с широкой ухмылкой на лице. Я посмотрел на него, и ухмылка его стала еще шире. Я повернулся к Кит. Она подняла глаза, и я встретил третий испуганный взгляд за последние полчаса.
– Что за черт? – спросил я.
– Курт, пожалуйста, не надо... – прошептала она.
Я отодвинул стул и пошел к стойке. Высокий тип продолжал ухмыляться, словно пришел в восторг, увидел хорошенькую девушку с бродягой. У него были белокурые волосы и острые голубые глаза, поднятый воротник пальто обрамлял узкое лицо.
– Что-нибудь не так, друг? – спросил я.
Он не ответил. Я заметил, что одна его рука нырнула в карман. На его одеянии появился заметный выступ, и если только у парня не были громадные кулаки, то в кармане, помимо его руки, находилось что-то еще.
– Вы глазеете на мою подругу, – сказал я.
Он отвел глаза от груди Кит, вздымающейся под зеленым свитером, и посмотрел на меня.
– Предположим, что да, – ответил он приторно.
– Так бросьте это.
Ухмылка опять появилась на его лице. Он неторопливо повернул голову и раздел глазами Кит. Я сгреб его за воротник пальто, вцепившись в него рукой, и поволок из бара.
Он двигался быстрее, чем я думал. Коленкой он нанес мне резкий болезненный удар в пах. И тут же его рука вынырнула из кармана, и в лицо мне уставился курносый тридцать восьмой.
Я не стал долго рассматривать револьвер. Бывают случаи, когда вы можете играть в кошки-мышки, но иногда вы автоматически чувствуете, что этот человек опасен, что оружие в его руке – не блеф, а угроза, которая может осуществиться в любую секунду. Удар коленом в пах согнул меня так, что лицо оказалось на одном уровне с дулом. Я начал поднимать голову и в то же время ударил парня сжатым
А затем он взвился в воздух и перелетел через мое плечо, я по-прежнему крепко придерживал пистолет рукой. Другая моя рука поддерживала парня под локоть. Он начал падать и револьвер выстрелил опять, выбив в полу щель в добрые шесть дюймов. Он начал ругаться, и ругань перешла в вопль, когда он почувствовал, что кости его руки ломаются. Я мог бы ослабить захват. Я мог бы просто позволить ему упасть на пол, и он свалился бы, как пустой мешок. Вместо этого я держал одну руку на его запястье, а другую под его локтем, так что вес его тела давил на его собственную вытянутую руку.
Кость издала легкий хруст, словно кто-то щелкнул парой кастаньет. Он уронил револьвер и ударился об пол с грохотом, от которого задребезжали стаканы в баре. Тут же его здоровая рука потянулась к сломанной. Когда он увидел неестественный угол, под которым она висела, лицо его стало серым. Затем парень покраснел от прилива крови, вызванного острой болью. Он опрометчиво бросился на пол, потянувшись за револьвером здоровой рукой.
Я сделал две вещи и сделал их быстро. Я наступил на его запястье. Наступил так тяжело, что, кажется, услышал треск еще нескольких костей. А затем, пока он пытался отдернуть руку, отвел назад ногу и резко ударил носком ему в подбородок. Его челюсти щелкнули, он оторвался от пола, словно под ним разорвалась граната, и в ту же секунду снова рухнул лицом вниз.
– Подметите здесь, – сказал я бармену. Затем подошел к Кит и помог ей надеть пальто.
– Курт, ты не должен был этого делать, – бормотала она. – Ты не должен был.
– Пойдем отсюда, – сказал я.
На улице она тесно прижалась ко мне. Поднялся резкий ветер, который гнал по тротуару газеты, как шлюпки в разбушевавшемся океане. Я приобнял ее, и это было замечательно – еще раз ощутить возле себя женщину. Бессознательно я крепче сжал ее, и моя рука начала опускаться. Она отвела мою ладонь, глядя мне в лицо.
– Прости, – сказал я. – Я иногда забываюсь.
Нечто вроде сожаления промелькнуло в ее глазах.
– Где ты теперь живешь, Курт? – спросила она.
– В очаровательной маленькой луже под названием «Монтеррей». Это в Бауэри. Не думаю, чтобы ты когда-нибудь бывала там.
– Нет. Я...
– Кто был этот шутник?
– Какой шутник?
– Тот, кому я привел в порядок руки.
– Его имя Лев. Он один из них. Они... мы платим им, Курт. Все хозяева магазинов. И мой отец со своей бакалеей, и Чарли – все. Именно поэтому он и был убит. Чарли, я имею в виду. А теперь мой отец, Курт, он отказался платить им. Он сказал им, что они могут... Курт, я боюсь. Потому я и прошу тебя помочь. – Все это она выпалила разом, словно освобождалась от тяжелой ноши.