Мертвые сраму не имут
Шрифт:
Врангель слушал молча, не перебивая. И лишь когда Кутепов закончил, Врангель сказал:
– Айвазова знаю давно. Толковый и грамотный артиллерист. Он что же, все еще полковник?
– Так точно, ваше превосходительство. Командует третьим Марковским дивизионом, – четко ответил Кутепов.
– Вернусь, подпишу приказ о повышении в звании. Надо порадовать старика. Если не доведется его увидеть, поздравьте его лично от меня с Пасхой и со званием генерала.
– Дед будет счастлив, – согласился Кутепов и еще раз попытался напомнить Врангелю о своем плане захватить Константинополь. Эта идея его грела с тех самых пор, как только она родилась.
– Я
– Вне сомнений. Но зато до чего же она изящна! Как фарфоровая статуэтка! – улыбнулся Врангель. – Впрочем, вы не очень огорчайтесь. Это я сегодня так рассуждаю, зная весь расклад сил. А вчера… вчера я поддержал бы ваши намерения. Это хорошая задумка. У картежников она называется «Игра по-крупному». Сейчас трудно подсчитать, какие бы выгоды мы при этом получили и какие потери понесли. Но шуму бы наделали на весь мир. Ладно, не огорчайтесь. Нам не шум на весь мир нужен, а победа над большевиками. Пожалуй, наши зарубежные соотечественники не верят в то, что это возможно. А я верю. И мы все должны верить, иначе зачем переносим все эти тяготы? А что касается захвата Константинополя, оставьте это для своих будущих воспоминаний. Не случилось – и не случилось. Господь, как говорится, удержал нас от этого сомнительного шага. Зато вспомните в старости, какие мятежные мысли бродили когда-то в вашей голове.
– Иначе говоря, смириться? Даже если отношение к нам французов не изменится и все эти расшаркивания Томассена – всего лишь праздничный политес? – спросил Кутепов.
– Я так не думаю. Я уже как-то вам говорил: время покажет. Посмотрим, как будут развиваться события. И теперь, после решения безопасного прохода через Балайирский перешеек, будем держать в голове ваш план ухода из Галлиполи. Если отношение союзников к нам не улучшится, если они будут продолжать смотреть на нас с позиции «с них уже больше нечего взять», мы конечно же будем вынуждены предпринять по отношению к ним довольно резкие шаги.
Пришел Витковский, который всю пасхальную ночь провел в лагере. Похристосовался с Врангелем и Кутеповым.
– Прошу к столу! – пригласил его Кутепов и бодро спросил: – Доложите новости? Ветер стих, облака рассеялись, день обещает быть хорошим!
– Не знаю, – мрачно ответил Витковский. – Во всяком случае, начался он не слишком хорошо, – и положил перед Врангелем бумажный листок.
– Что это? – спросил Врангель.
– Большевистская листовка.
– Добрались таки, – сокрушенно вздохнул Кутепов. – Проникли.
– Объявляют амнистию. Причем всем без исключения.
– Всем? – переспросил Врангель. – Так уж им и поверят.
– Довольно убедительная. Вполне допускаю, что многие поверят, – сказал Витковский.
Врангель бегло прочитал листовку, передал ее Кутепову. Тот читал ее медленно, вдумчиво. Затем вновь положил ее перед Врангелем и перевел взгляд на Витковского:
– «Поверят – не поверят» – не тема для дискуссии, – мрачно сказал он.
– Собрать бы их все и сжечь, – посоветовал Врангель.
– Боюсь, это невозможно, – сказал Витковский. – Вы ведь знаете русского мужика, ваше превосходительство. Если не дают – возьму, отбирают – спрячу. А этих листовок в лагерь, по моим предположениям, забросили много. Полагаю, в лагере уже обосновалось большевистское подполье. Одному незаметно разместить в лагере столько листовок не под силу.
– Тут я согласен с Владимиром Константиновичем, – поддержал Витковского
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Врангель.
– Пытаюсь понять, почему вдруг такое уныние? – глядя в лицо Врангеля, сказал Кутепов. – Мы что, не ожидали этого? Да, большевики, естественно, знают, что мы в Турции. И наверняка выяснили, где мы дислоцируемся. Несомненно, они посвящены в наши намерения вновь вернуться в Россию. Война большевикам не нужна: они добились своего. И теперь их задача – развалить нашу армию. Для этого они и заслали сюда к нам какое-то количество своих агитаторов, которых мы постепенно будем выявлять и уничтожать. Война продолжается, господа! И все то, что пытался творить с нами здесь Томассен, возможно, это тоже идет оттуда, от большевиков.
– Я допускаю, что ваша пафосная речь, Александр Павлович, имеет под собой серьезные основания. Более того, я рассуждаю примерно так же, как и вы, – тихо и неторопливо заговорил Врангель. – Но я хотел бы услышать ваш совет: что делать? Спрошу даже еще конкретнее: что делать сегодня, сейчас?
– Сегодня? – переспросил Кутепов. Он не сразу нашелся. Он знал, как поступить в будущем. Оно всегда туманно, и о нем можно тоже рассуждать неясно, неопределенно. Но вопрос в упор: что делать сегодня? Сейчас? А медлить было нельзя: Врангель ждал ответа. Кутепов чувствовал себя гимназистом, который не выучил домашнее задание. – Я полагаю, уже сегодня надо будет посоветоваться с командным составом. Коллективная мудрость богаче мудрости одного человека, – попытался уйти от прямого ответа Кутепов.
– Не помешает, – с легкой укоризненной улыбкой согласился Врангель. – И насчет коллективной мудрости: она, конечно, тоже бывает полезна. Хотя далеко не всегда верна.
И после длительной паузы, дав понять Кутепову, что свою долю крапивы по голой заднице тот получил, Врангель продолжил:
– Мы растеряли или забыли замечательный опыт Евгения Александровича Климовича. Если помните, он не так уж давно, в Добровольческой армии, создал великолепный контрагитационный аппарат. Благодаря его убедительным и своевременным листовкам тысячи и тысячи крестьян покидали Красную армию и переходили на нашу сторону. Что здесь? – Врангель брезгливо взял в руки принесенную Витковским листовку: – Пустота! Слова! Климович же всегда опирался на факты. Разве у нас их недостаточно для контрагитации? Те же восстания в Тамбове, на Кубани, в Кронштадте? Наконец, мы можем вспомнить «всероссийское кладбище» Крым. Их словам надобно противопоставлять факты. Только в этом случае нам поверят и мы сможем рассчитывать на успех. А что касается совещания с командирами? Ну, почему же! У нас грамотные командиры, пусть и они подумают, как свести на нет вред от этих листовок. И священники пусть поищут доходчивые слова.
– Я хотел сказать примерно то же самое, – совсем тихо сказал Кутепов. – Делать все, что надобно, но не забывать про агитацию. Согласен, это еще одно оружие, которое у нас порядком заржавело.
Первый день Светлой Седьмицы! Иными словами, первый праздничный пасхальный день, выдался на редкость теплым и солнечным.
«Подъем» в это утро не играли. Впрочем, в эту ночь мало кто спал. Полусонные, но нарядные солдаты ходили в обнимку по территории лагеря, заходили друг к другу «в гости», искали земляков, вспоминали о своих краях, об оставшихся на далекой Родине родных и близких.