Мертвые сраму не имут
Шрифт:
Врангель потянулся к приложенной к письму записке самого Науменко. Прочитал вслух:
– «Ваше превосходительство, Петр Николаевич. Письмо отчаянное, и я, как атаман войска Кубанского считаю, что обязан шось предпринять, бо все они дезертирують и уедуть до большевиков. Военные лагеря тають. Солдаты и офицеры увольняются из армии, переходят в беженци. А други и вовсе отправляются в села, нанимаются в работники, только бы якось прокормиться и выжить. Надеюсь, не будете возражать, если я пожелавших кубанцев перемещу в Сербию, где они окажутся в лучших условиях и благожелательной
– Вы правы. Люди, конечно, устали ждать. И французы потихоньку притесняют, сеют всякие слухи. Время от времени урезают продовольствие, часто и густо забывают его доставить: ссылаются на погоду, на отсутствие свободного транспорта. Повсюду жалуются, что им дорого обходится содержание нашей армии.
– Общипали Россию как курицу. Пусть помалкивают.
– Так ведь не молчат. Раньше – шепотом, теперь – все чаще в полный голос, – поддержал возмущение Врангеля Шатилов и, после коротких раздумий, добавил: – Я вот о чем подумал: не стоит ли нам кого-то послать в Париж? Прояснить обстановку.
– Ты прав. Они становятся все агрессивнее. Не может быть дыма без огня, – согласился Врангель и тут же предложил: – Котляревского. Он выздоровел. С его связями и с дипломатическим талантом без новостей не вернется.
– Я тоже вчера его видел. Хромает. Жаловался на поясницу.
– Дорогой Павел Николаевич! Молодость наша уже за кормой. С ярмарки едем. Вот и у меня тоже иногда поясница болит и сердце пошаливает, – пожаловался Врангель и торопливо предложил: – Уварова дадим ему в сопровождающие. Прошлый раз он не без пользы съездил. К тому же у него там, кажется, невеста?
– Согласен. Кстати, сейчас в Париже Науменко. Посоветуйте Котляревскому встретиться с ним. Пусть не бунтует. Негоже сейчас расшатывать армейскую дисциплину. Не на пользу общему делу.
– Он упрямый. К тому же обижен на меня, – покачал головой Врангель. – Как-то однажды я сказал ему что-то нелестное о казаках, до сих пор не может забыть. Даже по тону его записки я это чувствую.
– Он разумный человек. Поймет, – сказал Шатилов.
– Ну, а не поймет? Ну и что? – обозлился Врангель. – У меня пока еще хватит сил смирить его гордыню.
– Не может не понять. С пустяка начнется и пойдет…
– К сожалению, уже началось, – вздохнул Врангель. – Два рейса «Решид-Паши» к большевикам с нашими солдатами.
– Три, – подсказал Шатилов. – Четвертый не состоялся из-за отсутствия желающих.
– Пусть это всего лишь семь-восемь тысяч, пусть это не сильно скажется на боеспособности армии, но это уже началось. А Науменко давно держит нос по ветру и лучше многих понимает, что к чему. Не хочет оказаться в обозе, – и добавил: – Пусть съездят, поговорят с ним. Только ничего хорошего я от этого не жду. И все усилия пусть направят на французов. С ними нам надо наконец расставить все точки. Без этого наш поход на Россию может не состояться.
– Ну, что ж вы так, ваше превосходительство! –
– Гипербола, брат Павел, – едва заметно улыбнулся Врангель. – Я пока так не думаю. Просто иногда так сам себя слегка подстегиваю.
Глава вторая
Не спалось Жихареву. Голова шла кругом, тяжело ворочались мысли. Не упустить бы комиссара. Неспроста появился он здесь. Что-то серьезное затевают большевики, иначе не стали бы рисковать таким козырным тузом.
Знать бы, надолго ли появился он здесь? Может исчезнуть в один из ближайших дней – и все! И не утолит он жажду мести, которая все еще клокочет в его сердце. Но это ладно. Местью можно было бы и поступиться. Время лечит – забудется. Но деньги! Они нужны были вчера и нужны будут завтра. Пока они лежат в почти неохраняемом банке в искалеченных сейфах. Еще вчера их, эти сейфы, можно было просто вывезти за город и там, не торопясь, под пение соловьев, вскрыть. Сегодня это уже не удастся. Сегодня их охраняет не один лишь управляющий, но и еще двое чекистов. Надо думать, что они оба чекисты. А уж что один из них высокий чин – это он не просто знал, в этом он тогда, в Феодосии, убедился, что едва не стоило ему жизни. Но и эта преграда преодолима, если хорошо продумать.
Десять тысяч долларов! Их когда-то пообещал Уваров за живого или мертвого комиссара. Правда, это было давно. Но Уваров ни разу не сказал ему, что обстоятельства изменились и тот их уговор потерял силу. Ну, а не заплатит Уваров, такую птицу, как комиссар, купит Врангель. За живого он, конечно, не поскупится.
Вот ведь какие чудеса случаются в жизни! Все собралось в один клубок: сейфы с приличными ценностями, комиссар, который сам по себе стоит кучу денег, и, вполне возможно, Уваров за этого комиссара щедро рассчитается. У них, у богатых, честное слово еще в цене.
Теперь остается только решить нелегкую задачу: как одним приемом распутать этот клубок! Легко это не получится. Тут надо высушить все свои мозги и придумать что-то хитрое. А начать надо с Уварова. А советами Слащева можно пока и пренебречь. Когда он принесет генералу хорошую кучу денег, тогда можно будет и выслушать его советы. Интересно, что он скажет?
Жихарев ворочался в своей постели. Сон его не брал. Говорят: утро вечера мудренее. Но где оно, это утро? Ночь тянулась бесконечно.
Утром Жихарев отправился на набережную, где в помещении бывшей таможни размещался штаб Русской армии. Совсем рядом со штабом покачивалась на легких волнах личная яхта Главнокомандующего «Лукулл». А это значило, что Врангель находился в городе. Стало быть, и его адъютант Уваров тоже, как и полагается, был при нем.
Немного постояв на набережной, Жихарев еще раз подробно продумал весь свой разговор с Уваровым. Он обещал доставить ему живого или мертвого Кольцова, и с большим трудом, не считаясь ни с временем, ни с затратами, выполняет свое обещание. Речь о сроках не шла, значит, договор остался в силе. И лишь после того, как Уваров раскошелится, он сообщит ему место пребывания чекистского комиссара. Идите и берите!