Мертвые, вставайте!
Шрифт:
– Вот-вот. Совсем близко от тебя.
– Ошибаешься, Жюльет. Матиас правда считает, что ей лучше не жить на отшибе.
– Мне все равно, – перебила Жюльет. – Она мне не помешает, если переселится с сыном ко мне. Если я могу оказать тебе услугу, договорились. К тому же она племянница Софии. Это самое меньшее, что я могу сделать.
– Очень мило с твоей стороны. Марк поцеловал ее в лоб.
– Ну а сама-та она в курсе? – спросила Жюльет.
– Очевидно, нет.
– А почему ты считаешь, что ей захочется остаться рядом с вами? Ты об этом подумал? Как ты добьешься
Марк нахмурился.
– Предоставляю это тебе. Не говори, что идея исходит от меня. Найди убедительные доводы.
– То есть ты предлагаешь мне сделать всю работу за тебя?
– Я на тебя рассчитываю. Не отпускай ее. Марк вернулся за стол, где Люсьен и Александра помешивали свой кофе.
– Он во что бы то ни стало желал знать, куда я ездила ночью, – говорила Александра. – Не имело смысла объяснять, что я даже не заметила названия встречных деревушек. Он мне не поверил, и мне плевать.
– Отец вашего отца тоже был немцем? – перебил ее Люсьен.
– Да, но при чем тут это? – удивилась Александра.
– Он воевал? Во время Первой мировой? Он не оставил писем, записок?
– Люсьен, ты не мог бы придержать язык? – спросил Марк. – Если тебе обязательно говорить, может, придумаешь что-нибудь еще? Порывшись хорошенько у себя в голове, ты увидишь, что можно говорить и на другие темы.
– Ладно, – сказал Люсьен. – Вы опять поедете кататься сегодня вечером? – спросил он, помолчав.
– Нет, – улыбнувшись, сказала Александра. – Сегодня утром Легенек забрал у меня машину. Однако поднимается ветер, а я обожаю ветер. Это была бы подходящая ночь для езды.
– Мне этого не понять, – признался Люсьен. – Ехать без всякой цели куда глаза глядят. По правде говоря, не вижу, в чем тут смысл. Вы можете так кататься всю ночь напролет?
– Не то чтобы всю ночь… Я занимаюсь этим всего одиннадцать месяцев и только время от времени. До сих пор я всегда подзаряжалась к трем часам утра.
– Подзаряжалась?
– Ну да. Тогда я еду домой. Неделю спустя на меня снова находит, я думаю, что на этот раз сработает. А не получается.
Пожав плечами, Александра заправила за уши короткие пряди волос. Марку очень хотелось бы сделать это самому.
21
Неизвестно, как взялась за дело Жюльет. Во всяком случае, на следующий день Александра перебралась в ее флигелек. Марк и Матиас помогли ей перенести вещи. Сменив обстановку, Александра немного расслабилась. Марк, следивший за тем, как овевают ее лицо отголоски грустных историй, ясно различимые для опытного глаза, радовался при виде того, как они отступают, даже если знал, что такого рода передышка может оказаться лишь временной. Но эта передышка позволила Александре сказать, что ее можно называть Лекс и обращаться к ней на «ты».
Скатывая свой ковер, чтобы отнести его к себе, Люсьен пробормотал, что расстановка действующих сил на участке все более осложняется, при том что Западный фронт трагически лишился одной из главных защитниц, оставившей на посту только сомнительного мужа, в то время как Восточный фронт, и без того утяжеленный
– Тебя твоя чертова Первая мировая превратила в психа, – спросил его Марк, – или ты говоришь на птичьем языке, потому что жалеешь об уходе Александры?
– Я не говорю на птичьем языке, – возразил Люсьен, – я сворачиваю ковер и комментирую происходящее. Леке – она разрешила называть ее Леке – собиралась уехать отсюда, а на деле остается в двух шагах. В двух шагах от дядюшки Пьера и в двух шагах от эпицентра драмы. Чего она добивается? Если только, конечно, – сказал он, выпрямляясь с ковром под мышкой, – подготовка операции «Восточный флигель» – не твоих рук дело.
– С чего бы мне ее готовить? – спросил Марк, переходя к обороне.
– Чтобы удержать Леке на виду или на расстоянии вытянутой руки, как тебе больше нравится. Склоняюсь ко второму варианту. В любом случае, мои поздравления. Номер удался.
– Люсьен, ты действуешь мне на нервы.
– Почему? Ты ее хочешь, и, представь себе, это заметно. Но остерегись, ты обломаешь себе зубы. Ты забываешь, что мы в дерьме. Все в дерьме. А когда ты в дерьме, то случается и поскользнуться, может и занести. Нужно двигаться шажок за шажком, осторожно, почти на четвереньках. И уж никак не мчаться на всех парах. Не то чтобы я считал, что бедняге, увязшему в окопной грязи, не нужны развлечения. Напротив. Но Лекс слишком красива, слишком привлекательна и умна, чтобы надеяться, что все ограничится простым развлечением. Ты не развлекаться будешь, ты рискуешь ее полюбить. А это катастрофа, Марк, катастрофа.
– Но почему катастрофа, дурацкий ты солдат?
– А потому, набитый рыцарской любовью дурак, что ты, как и я, догадываешься – Лекс с ее мальчуганом бросили. Или нечто в этом роде. И вот, как дурацкий сеньор на боевом коне, ты баюкаешь себя сказками, что сердце ее пустует и крепость можно занимать. Глубоко заблуждаешься, позволь тебе сказать.
– Слушай хорошенько, окопный кретин. О пустоте мне известно побольше твоего. И пустота занимает больше места, чем любая полнота.
– Странная прозорливость со стороны тыловой крысы, – сказал Люсьен. – Ты, Марк, не дурак.
– Тебя это, возможно, удивляет?
– Ничуть. Я наводил справки.
– Короче, – сказал Марк, – я устроил Александру во флигеле не для того, чтобы иметь возможность на нее наброситься. Даже если меня к ней влечет. Да и кого бы не влекло?
– Матиаса, – сказал Люсьен, подняв палец. – Матиаса влечет к прекрасной и отважной Жюльет.
– А тебя?
– Я? Я уже говорил тебе, я продвигаюсь медленно и комментирую. Это все. Пока.
– Врешь.
– Возможно. Я и в самом деле не такой уж бесчувственный и не совсем лишен предупредительности. Например, я предложил Александре забрать с собой во флигель мой ковер еще на некоторое время, если ей хочется. Ответ: ей плевать.