Мертвый эфир
Шрифт:
— Устал, — сообщил я и бросил ворох одежды на койку.
С первого этажа доносились звуки музыки и веселые вопли. В комнатенке практически отсутствовала мебель, имелись только старый письменный стол — тоже заваленный одеждой — да вот эта койка. Еще там было множество полок с книгами и всевозможным хламом. У одной из стен притулились стремянка и складной столик для намазывания клеем обоев. Плафон пропал с лампочки, наверное, лет сто назад. Никки стояла передо мной, поглядывая на меня и посмеиваясь. Даже с короткой стрижкой она выглядела потрясающе.
В руках
— Я простыла, — сказала она с непонятной улыбкой, словно гордясь этим.
В свете лампочки, прямо под которой она стояла, ее ершистые волосы переливались всеми оттенками от рыжего до темно-желтого. Я прищурился и взглянул на нее, словно поверх несуществующих очков.
— Ты что приняла?
— Это заметно? Вот дела!
Она хихикнула и, заложив руки за спину, принялась поворачиваться то вправо, то влево, запрокинув голову и уставившись в потолок. При этом ее нижняя челюсть тоже гуляла из стороны в сторону.
Я покачал головой.
— Ах ты, юная проказница. Экстази, да?
— Боюсь, что так, дядя Кен.
— Тогда развлекайся в свое удовольствие, но помни, что случилось с Лией Беггс, и не пей слишком много воды [100] .
— Я тебя люблю, дядя Кен, — проговорила Никки, наклоняясь вперед и широко улыбаясь.
Я расхохотался.
— И я тебя люблю, Никки.
Она поднесла пакетик с пастилками к самому моему лицу.
100
Лия Сара Беттс (1977–1995) — школьница изЛатчингдона, графство Эссекс, умершая от водной интоксикации после того, как, приняв таблетку экстази, выпила за полтора часа семь литров воды.
— Хочешь?
— Спасибо. Но я как раз пытаюсь бросить.
— Ладно.
Я протиснулся мимо нее боком и взялся за ручку закрытой двери.
— После вас, мэм, — сказал я, распахивая ее.
— Спасибочки! — произнесла Никки, шагнула ко мне, но, ударившись о торец двери, покачнулась и упала ко мне в объятия — Счастливого Нового года! — проговорила она, приподнимая голову с моей груди и глядя мне прямо в глаза, все еще посмеиваясь.
А ведь и правда, подумалось мне, с тех пор, как куранты возвестили о наступлении Нового года, нам с Никки удалось ни разу не натолкнуться друг на дружку в толпе.
— С Новым го… — только и успел произнести я.
Закончить мне не удалось: она заткнула мне рот долгим влажным поцелуем, затем отпрянула, блаженно улыбаясь, слегка покачала из стороны в сторону головой, произнесла нечто похожее на «мм», опять прильнула ко мне и поцеловала еще раз. Теперь губы ее разомкнулись и приняли в поцелуе довольно деятельное участие — правда, язык активности не проявил.
«Ё-моё! — думала одна моя половина. — Вот, черт возьми, вляпался! Во дает, шальная девчонка!» Но хотя одна моя половина ликовала, большая часть меня все-таки воспринимала
Что-то упало на пол. Пастилки от кашля.
Затем она, поморгав глазами, оттолкнула меня, и я вынужден был выпустить ее из объятий. На миг ее улыбка исчезла. Она снова встряхнула головой и нежно засмеялась. Затем изящным движением вытерла рот тыльной стороной руки.
— Ох, что я делаю? — скорей выдохнула, чем произнесла она, все еще встряхивая головой; я подумал, как разметались бы при этом ее волосы, будь они прежней длины.
— Ну, — промямлил я, поперхнувшись, — мне, старику, разумеется, чистое удовольствие, но… гм… я не думаю, чтобы…
— Вот и я ни о чем не думаю… — мягко сказала она и рассмеялась, теперь уже громко, но вскоре закашлялась.
Встряхнув головой напоследок, она уставилась на пол, где лежала упаковка с пастилками. Я наклонился, поднял пакетик и вручил его Никки. Ее хриплый смех гулко звучал в маленькой комнатке.
— Ой, дядя Кен, я не хотела, честное слово… Простите, пожалуйста!
Я сделал рукой успокаивающий жест.
— Не о чем говорить, перестань извиняться. Поверь, мне было приятно. Однако…
Никки снова закашлялась. Ей вторило хриплое эхо, отражаясь от голых стен. С видимым усилием ей удалось прервать приступ кашля.
— Да, — сказала она, с шумом прочищая горло. — Нам, пожалуй, стоит сделать вид, будто…
— Будто ничего не было, — кивнул я.
Никки тоже кивнула:
— До тех пор, как вы понимаете, пока смерть не разлучит нас.
— Согласен полностью, — подтвердил я.
Она поежилась, точно от озноба.
— Прости, Кен, но все это немного…
— Странно? — предположил я.
— Вот именно, странно.
Я снова открыл дверь.
— О, привет, Эмма!
— Салют, мамочка! — помахала ей рукой Никки, улыбка до самых ушей.
— Что именно странно? — спросила Эмма, входя в комнату с предельно подозрительным выражением лица, глаза ее метали молнии.
На ней было короткое, без рукавов, черное вечернее платье. Волосы, подхваченные черной с жемчужинами лентой, как у Алисы в Стране чудес, напоминали эдакую мягкую тиару, на шее мерцало ожерелье из черного жемчуга. С руки свисал уже приготовленный черный плащ.
Небрежным взмахом руки и кивком я указал на пакетик с пастилками от кашля в руках у Никки.
— Пытался предложить твоей дочери помощь — открыть пакетик, но она отвергла мои услуги, — грустно улыбнулся я, плечи мои под пристальным взглядом Эммы вяло обвисли, — Собственно, собирался лечь спать, Эмма. Устал, как собака. Ты, наверное, тоже?
Эмма колебалась, но затем, видимо, пришла к заключению; что я здесь оказался случайно и ничего особенного не происходит. Во всяком случае, ничего, о чем стоило бы ломать голову.