Мертвый и живой
Шрифт:
Если Хамелеон находится на более высокой поверхности, скажем, на кухонном столике, он останется невидимым только в том случае, если поверхность столика и стенки за ним одного рисунка. Иначе наблюдатель заметит силуэт Хамелеона.
По этой причине Хамелеон, преследуя жертву, предпочитает оставаться внизу. И МИШЕНЬ узнает о существовании нападающего, лишь когда он забирается вверх по ноге, раздирая ее.
В разгромленной лаборатории МИШЕНЕЙ нет.
Хамелеон выбирается в коридор. Находит многочисленные ИСКЛЮЧЕНИЯ, они мертвы.
Потратив на осмотр трупов чуть больше времени, чем в лаборатории, Хамелеон
Интересно.
Хамелеон убивает не так. Но тоже эффективно.
Среди лежащих на полу, лишенных мозга ИСКЛЮЧЕНИЙ Хамелеон засекает запах МИШЕНИ. Недавно здесь побывал один из Старых людей.
Хамелеон следует за этим запахом к лестнице.
Глава 41
Дождь не добрался до округов, расположенных выше озера Поншатрен. Там стояла жаркая, душная ночь, только предвещающая дождь и грозу. Низкие облака и черная земля, казалось, сжимали воздух между ними, и в любой момент проскочившая сквозь эту плотную среду электрическая искра могла положить начало буре.
Девкалион стоял на заброшенной двухполосной дороге рядом со свалкой «Кроссвудс». Территорию она занимала огромную. Огораживал свалку высокий сетчатый забор с колючей проволокой поверху. Через каждые сорок ярдов к забору крепились щиты с надписью «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА». Ниже, мелкими буквами, указывалось, какие опасности грозят тем, кто не внемлет предупреждению.
Снаружи у забора в три ряда росли сосны, посаженные в шахматном порядке. Высотой от девяноста до ста футов, они надежно блокировали свалку с севера и востока от взглядов тех, кто захотел бы узнать, что творится на ее территории.
Девкалион покинул дорогу, прошел между соснами к забору, потом сквозь забор (через ворота, которых не существовало, – квантовые ворота) проник на территорию свалки.
Ночью он видел лучше, чем Старые люди, даже лучше, чем Новые. Такое зрение (не работа Виктора), возможно, стало еще одним подарком молнии, которая оживила его. Призрак ее иногда пульсировал в глазах Девкалиона.
Он шел по валу утоптанной земли, достаточно широкому, чтобы по нему мог легко проехать внедорожник. Слева и справа в котлованах лежали горы мусора. Со временем, когда мусора накопилось бы достаточно много, его предстояло утрамбовать, выровнять, засыпать восемью футами земли и установить дренажные трубы для сбора выделяющегося метана.
Запах не радовал, но за прошедшие двести лет до его ноздрей долетало кое-что и похуже. В первые двадцать лет, оставив Виктора мертвым среди снега и льда, Девкалиону частенько хотелось рвать и метать, его бесил сам факт, что его слепил из кусков трупов самовлюбленный человек, возомнивший себя богом, не давший своему созданию ни жизненной цели, ни умиротворенности, ни надежды на дружбу. В такие часы жалость к самому себе приводила Девкалиона на кладбища, где он врывался в гранитные склепы и мавзолеи, вскрывал гробы и смотрел на разложившиеся трупы, говоря себе: «Вот кто ты такой, мертвая плоть, мертвая плоть, кости и внутренности поджигателей и убийц, наполненные ложной жизнью, мертвый и живой, не годящийся для другого мира, и мерзость – в этом». Стоя у открытых гробов, он вдыхал запахи, в сравнении с которыми вонь луизианской свалки казалась ароматом розового сада.
Во время
Запрет на самоубийство исходил не от Виктора.
Только начиная подражать Богу в создании людей, этот жаждавший славы монстр в образе человеческом не мог запрограммировать свое первое творение, как теперь программировал Новых людей. Виктор имплантировал в череп Девкалиона особое устройство, которое разнесло половину лица гиганта, когда тот попытался ударить своего создателя. Но в те давние дни Виктор не мог ввести запрет на самоубийство.
По прошествии долгих лет, в течение которых жажда смерти соседствовала в Девкалионе с приступами ярости, он открыл для себя смирение. Указ, запретивший ему поднять на себя руку, исходил из более могучего и бесконечно более таинственного источника, чем Виктор. Ему запретили самоубийство, потому что у него была цель жизни, даже если тогда он и понятия не имел, что это за цель. Тем не менее только после выполнения этой миссии он мог рассчитывать на полный покой.
Двести лет спустя миссия, о которой шла речь, привела его в Луизиану, на эту вонючую свалку, куда вывозили и мусор, и трупы. Буря – это не только гром, молния, ветер и дождь. Восстановление справедливости, приговор, казнь и вечное проклятие – тоже буря.
По его левую руку, далеко-далеко в западном котловане, мерцали огни. Дюжина маленьких огоньков двигалась один за другим, словно факелы, которые несли идущие колонной люди.
Глава 42
Эрика с минуту простояла над телом Кристины, пытаясь понять, почему Виктор пристрелил ее.
Хотя Кристина вроде бы убедила себя в том, что она – уже не она, а кто-то другой, никакой опасности домоправительница не представляла. Наоборот, запутавшаяся, сбитая с толку, она вдруг превратилась (пусть и утверждала, что она «не такая хрупкая душа») в застенчивую, неуверенную в себе девушку.
Тем не менее Виктор всадил четыре пули в два ее сердца. И дважды пнул в голову, после того как Кристина умерла.
Вместо того чтобы завернуть во что-нибудь тело, приготовив его к отправке в «Руки милосердия», и начать отчищать кровь, как ей приказали, Эрика удивила себя, вернувшись в апартаменты тролля в северном крыле. Тихонько постучала, мелодично промурлыкала: «Это я, Эрика», – потому что не хотела тревожить маленького человечка, если тот сидел в углу, сосал пальцы ног, а его разум отправился в красное место, чтобы отдохнуть.
Он так же тихо ответил: «Заходи». Голос его долетел до нее только потому, что она прижалась ухом к двери.
Эрика нашла Джоко в гостиной, сидящим перед темным камином, как будто его согревало невидимое пламя.
– Ты слышал выстрелы? – спросила она, сев рядом.
– Нет. Джоко ничего не слышал.
– Я подумала, ты мог их услышать и испугался.
– Нет. И Джоко не жонглировал яблоками. Не Джоко. Не здесь, в этой комнате.
– Яблоками? Я не приносила тебе яблоки.
– Ты очень добра к Джоко.