Мертвый кортеж
Шрифт:
— Не знаю, — пожал плечами Том. — Изначально все это действительно затевалось с одной целью: уличить тебя в некромантском промысле. Но Остин конечно же мог не сказать мне всего. После разочарования с Кларой я бы этому ничуть не удивился.
— И где же вы должны встретиться? — спросил я.
— На чердаке седьмого дома по улице Святого Холлинза.
Неужели это тот самый дом, в подвал которого я и Бен проникли через вентиляционную шахту? Выходит, мы с Кротовски, сами того не подозревая, находились в считанных футах от логова негодяя, повинного во всех наших невзгодах? Ясно, как день, что убежище
— Больше тебе нечего мне рассказать? — уточнил я.
— Нет, — ответил Том. — Это все. А теперь давай покончим с этим, Гиллиган. Я слишком устал от людей, устал от обмана. Единственный человек, которому я поверил, и тот солгал мне, чтобы заручиться моей помощью в своих темных делах… Эгоисты. Все вы, все мы — эгоисты. Так было, так есть и так будет. Устал, очень устал…
Качая головой, он забрался в гроб и, скрючившись, прильнул к останкам Клары.
— Сделай это Гиллиган, ради всех пяти богов, — пробормотал Том и закрыл глаза, будто намекая, что разговор окончен.
Дрожащими руками поправляя металлический ободок на его голове, я размышлял, правильно ли поступаю, дозволяя маньяку, хладнокровно отправившему на тот свет пятерых, избежать правосудия. С одной стороны, серийных убийц все равно приговаривали к смертной казни, так что милосердием мой поступок не являлся. С другой же упокоение было вожделенной мечтой Кастора, и потому лучшим наказанием для него стала бы не смерть, а, напротив, вечная жизнь, лишенная Клары, а значит, пустая и бессмысленная.
Однако имелась в этом деле и третья сторона. И именно из-за нее я начал ритуал отзыва в ту злополучную субботу, когда небо, казалось, решило разом вылить на Бокстон всю накопленную влагу.
«Каждый имеет право на смерть», — упрямо вдалбливал мне Ромидаль. И некромант как никто другой должен уважать это право да по возможности следить, чтобы его не нарушали иные, менее совестливые темные маги. Волей-неволей я вернул к жизни самоубийцу и теперь хотел исправить свою досадную оплошность.
Том не издавал ни звука — лишь гладил бледной рукой пожелтевший череп возлюбленной. Умер он с улыбкой, которая показалась бы нелепой любому зрителю, не знавшему трогательной истории любви гимнаста и гимнастки из бродячего цирка мистера Приджиони. Я невольно вспомнил похороны матери, вспомнил свои слезы и поспешно зажмурился, чтобы избежать новых.
«Не время для сантиментов, Гиллиган, — осадил меня внутренний голос. — Хардман все еще на свободе, а ты стоишь посреди кладбища и горюешь о давно ушедшем былом».
Но ведь в былом и кроются причины нынешних потрясений. Все происходящее уходит корнями в прошлое. Корень зла — не Остин Хардман, решивший испоганить тебе всю жизнь, и даже не Том Кастор, помогавший ему в надежде вернуть с того света гимнастку Клару. Это — всего лишь всходы. Не причины, а следствия.
Корень всего зла — это ты сам, семнадцатилетний Тайлер Гиллиган, который непринужденно пропел стих призыва на берегу Серпантинки, даже не вспомнив о заклятье отзыва. Как ни пытался Ромидаль выбить из тебя эту блажь, ты все равно оставался легкомысленным мальчишкой, недостаточно серьезно
Но это вовсе не значит, что мне следует посыпать голову пеплом и отправиться в паломничество по святыням пяти богов. Взрослый человек отличается от сопливого подростка не только умением признавать свои ошибки; взрослый человек умеет их исправлять.
И сейчас я собирался заняться именно этим. Да, безусловно, мне жаль, что я не могу вернуться в тот жаркий июньский день и позволить душе Тома Кастора навсегда покинуть бренное тело. Безумно жаль. Но это не повод опускать руки.
Теперь я должен остановить безумца, ради банальной мести готового утопить столицу в крови.
И похоже, во всем Бокстоне есть только один человек, способный мне в этом помочь.
— Проклятые грайверы! — выругался долговязый полицейский. — Угораздило же их сдохнуть именно сегодня!
Его слова гулким эхом разнеслись по подъезду. Напарник, вошедший следом, укоризненно заявил:
— А я тебе говорил, что их заменять надо, еще две недели назад говорил! Они уже давно дышали на ладан.
— Ничего ты мне не говорил! — огрызнулся первый, сверкнув в сторону спутника зелеными глазами.
— Да ладно! Ты просто не помнишь!
— А если даже и говорил, то что? Сам бы взял и отогнал к механикам, пусть бы поменяли! Рук нет, что ли?
— Руки-то есть, а вот времени точно не вагон!..
— Ну вот и не умничай тогда почем зря!
Бранясь, патрульные топали вверх по лестнице, пока не достигли двери с номером «восемь».
— Здесь ведь? — уточнил зеленоглазый коп.
— Да, — помахивая монтировкой, ответил напарник.
— Может, постучим для начала?
— А толку? Хозяйка в клинике, а Гиллигана, если он там, мы этим стуканьем только спугнем.
— Что, тогда сразу вскрываем?
— Ну да. А зачем, по-твоему, нас сюда прислали? Чтобы мы потоптались на пороге и ушли?
— Кончай язвить! — прикрикнул на спутника зеленоглазый. — Займись лучше дверью!
Напарник презрительно фыркнул, однако за дело взялся. Вставив монтировку между створкой и косяком, он навалился на импровизированный рычаг. Зеленоглазый хмуро наблюдал за потугами товарища, держа руку на кобуре. Наконец дверь с громким хрустом распахнулась, открыв взорам полицейских невзрачную прихожую. Вооружившись револьверами, полицейские медленно вошли внутрь.
— Никого, — доложил зеленоглазый из кухни.
— Никого, — эхом отозвался напарник из комнаты.
Вернувшись в коридор, они хмуро уставились друг на друга.
— Что думаешь? — спросил зеленоглазый. — Был здесь кто-то?
— Вряд ли. Пыли в комнате — море. А в кухне что?
— Та же ерунда. Заглянул в шкаф — пусто. Думаю, если бы Тайлер решил здесь схорониться, он бы наверняка жрачкой запасся.
— Тоже верно… — согласился напарник.
В этот момент из комнаты послышался грохот. Переглянувшись, копы рванули внутрь, однако это оказалась всего лишь оконная рама: поднявшийся ветер распахнул ее и теперь беспощадно трепал грязную занавеску.