Мёртвый ноль
Шрифт:
Они бродили и блуждали вокруг спящего, а Мик перетряхивал бордели своей памяти в поисках подходящей порноэнергии, которая отвлекала бы его от вяло текущего времени на его «Cуунто» и от заставляющего коченеть холода, ползущего снизу по конечностям. Он чётко отмерил время, вернувшись в себя в 4-50 с запасом для того, чтобы собраться.
Последняя проверка пистолета. Патрон в патроннике, пистолет на взводе, предохранитель снят, магазин на месте, глушитель закручен против резьбы. Он встал на колени, затем лёг, с пистолетом в одной руке, уперевшись в скалу для надёжности другой рукой в таком положении, чтобы видеть экранчик «Суунто» с цифрами, уверенно бегущими к 5-00.
Набрав воздуха, он встал и крикнул:
— Пошли!! —
Мик приблизился на двадцать футов и выстрелил, увидев драму работающего пистолета, выбросившего гильзу через скользящий затвор, выстрелил снова, выжав укороченный спуск, затем, войдя в ритм, выстрелил ещё трижды, на долю секунды увидев попадания своих пуль, выбивших воздух из ткани, в которую было обёрнуто тело, теперь уничтоженное.
Остальные были достаточно близко, и, заслышав выстрелы Мика, они тоже открыли огонь. «Калашниковы» плевались огнём в ночи, злобный стук оружия разносился в тишине, удары пуль прошибали, рвали и месили парня, которому всё это прилетало, который, будучи пропорот множеством боеголовок на скорости две тысячи футов в секунду, выбрасывал фонтанчики крови через ткань, в которую был завёрнут.
Коза уткнулась Мику в ногу. Из трёх привязанных, две козы были подшиблены неконтролируемыми пулями из последних в очередях и беспорядочно дёргались, уже зная, что убиты, а выжившая отчаянно рвалась с верёвки, и, наконец оборвав её, убежала.
— Отставить огонь! — крикнул Мик.
Оружие смолкло, только один талибский оборванец, как раз в это момент менявший магазин, решил от души отработать свои деньги, нажимая на спуск и высадил ещё тридцать патронов, прозвучавших как удар милосердия и прощание с сукиным сыном, превращённым в гамбургер, завёрнутый в халат.
В звенящих ушах стрелков установилась мёртвая тишина. Мик втянул носом приятный запах сгоревшего пороха, ощутил лёгкий ветер, обдувавший их. Один талиб пинал двух мёртвых коз, а Мик, нагнувшись к мёртвому телу, увидел, что это был не человек, а ещё одна коза, со связанными ногами и замотанной мордой, мертвее которой не было ото всех тех пуль, которые порвали её в клочья.
— Дерьмо! — вскричал Мик. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо!! Какого хуя… что за… Спутник сказал, что он был тут, — непонимающе произнёс он. — Он был здесь, спутник в небе видел его здесь!
Фонарик «SureFire» [17] , принадлежавший Тони З., разыскал своим лучом хитрый приборчик. Он лежал под мёртвой козой, вымокший в крови, заляпанный грязью, но сверкнувший металлом под светом фонаря Тони. Тот нагнулся подобрать его, маленький металлический цилиндрик размером с одну фалангу пальца и такой же небольшой пластиковый контейнер.
17
известный производитель тактических и подствольных фонарей для всяческого оружия
— Это GPS-чип и передатчик, — сказал Мик. — Этот хер или знал, или сообразил как мы его отслеживаем и наебал нас. Хитрый парень. Не просто избавился от него, но заставил нас потерять всю ночь, пока сам двигался. Будь проклята его жопа.
Два талиба в этот момент о чём-то заговорили меж собою в возбуждённом тоне.
— О чём они? — спросил Мик у Тони.
— Где Махуд? Они говорят- где Махуд?
Махуда они нашли через полчаса, отследив
Тони увидел неподвижную фигуру, лежащую лицом вниз в афганской пыли, и приподнял его голову. Горло было глубоко и умело перерезано от уха до уха. Вся анатомия была навыпуск, как если бы режущий испытывал истинное наслаждение, отправляя его к Аллаху.
— Я бы сказал, — заявил Тони, — что мы имеем дело с очень злобной личностью.
Калат
Столица провинции Забул
Район шлюх
Юго-восточный Афганистан
13-30
Он сидел в тени, потягивая чай. СВД со всей своей неукладистой структурой, со всеми рукоятками, штырями, неснятыми фасками и длинным стволом висела сбоку, ремень её был ослаблен и всё это чудовище аккуратно пристроено вдоль всей длины тела под халатом, притянутое к плохо сгибающейся, раненой ноге. Сама нога, испытывавшая нагрузку за нагрузкой, громко заявляла о себе в том духе, что у неё нет никакого желания продолжать задание.
Рэй сидел позади многолюдного базара, в чём-то вроде открытого деревянного кафе, выглядевшего по-деревенски неопрятным, приканчивая что-то вроде рагу из непонятного мяса, скорее всего козлятины (хотя мясо выглядело не бурым или красным, а каким-то серым, как борт флотского торпедного катера) в небогатой подливке со множеством на удивление хорошего риса с лепёшками, которые были обычной едой афганцев, выглядевшими как Поп-тартс, но без варенья внутри. Вполне возможно, что это была лучшая еда в его оставшейся жизни- да и хорошо было уже то, что он был жив сейчас и мог насладиться всем этим добром.
Чай: крепкий, сладкий, заряжающий энергией.
Отдых: от души, после тяжёлого испытания последних нескольких дней.
Толпа: очень хорошо. Люди сновали везде в этом городе целыми тысячами, многие из них загорелые как орехи, в странных головных уборах или закрывающих голову и лицо тюрбанах, долгополых дишдашах ярких цветов и раскрасок, с шеями, замотанными длинными шарфами, — изящные, тощие, вороватые, громкие, с лицами, похожими на избитую сторону африканского щита. Многие были из пуштунских племён, в открытую носившие кинжалы и «Калашниковы», которые никто бы не подумал у них забрать, многие были городскими жителями, в костюмах с рубашками, но без галстуков. Много было женщин, какие-то в племенных нарядах, какие-то в афганском варианте нью-йоркской моды, которую они могли видеть по спутниковому CNN, как молодые, так и старые. Но их было очень много. Они передвигались всеми способами, известными человеку: на велосипедах, мопедах, мотоциклах, трёхколёсных крытых мотоциклах, пикапах, фургонах, допотопных седанах, и всё это спорило из-за пространства с другими формами жизни: козами, собаками, коровами и ещё какими-то мохнатыми, косматыми животными, вроде как из «Звёздных войн». Всё это место пеклось в запахе дыма, метана, мочи и наркоты, накрытое синим облаком выхлопа и пыли, висевшим надо всем.
торговая улица в Афганистане
На Рэя никто не обращал внимания. Этому помогал тот факт, что Рэй и сам был тёмный: его глаза были тёмно-карими до такой степени, что вполне могли скрывать змеиный путь мышления исламиста, хоть их обладатель и был воспитан в католической строгости, а также то, что он был худой, гибкий и изящный, а облачённый же в местный халат, становился практически безымянным. Экзотика его лица вполне могла сойти за монгольскую, китайскую, татарскую, узбекскую, какую угодно… она никого не удивляла.