Мертвый остров

Свечин Николай

Из-за палей на крики прибежали караульные, но не посмели вмешаться. Начальник округа методично, без видимых эмоций, избивал каторжника. Тот получал тычка, валился, но тут же прилетал следующий удар и не давал ему упасть. Если Лыков бил правой, то придерживал жертву левой рукой. А через секунду поступал наоборот. Огромная туша моталась вдоль частокола. Толстые бревна дрожали, словно бумажные. Глазенап уже не кричал, а только охал. А сыщик все молотил и молотил… Он совсем озверел. Понимал, что надо остановиться, и не

мог…

Наконец Лыков устал и отпустил гайменника. Тот сразу же сполз на землю. Он был без сознания, из носа и ушей текла кровь.

– Караул!

– Здесь, ваше высокоблагородие! – подскочил разводящий.

– Охранять!

Разводящий попытался что-то сказать, но Лыков оборвал его:

– Я сказал: охранять! Здесь. Помощи не оказывать. Пусть подыхает, сволочь…

– Есть!

Расталкивая солдат, подбежал доктор Пагануцци и склонился над телом.

– Что вы с ним сделали! Немедленно ко мне в лазарет!

– Что? – свистящим шепотом уточнил начальник округа. – Оспаривать приказ? Мой приказ?

Караульные зажмурились – на Лыкова страшно было смотреть.

– Молчать!!! – заорал он диким голосом. – Не сметь перечить! В порошок сотру! Пагануцци, пошел вон отсюда, пока я тебя не убил!

Доктор вскочил, подобрал полы шинели и припустил что было мочи. А с Лыковым уже началась истерика. Титаническим усилием воли он заставил себя не орать, просто стоял и тупо смотрел в тюремный забор. Солдаты боком-боком начали пятиться назад. Возле Глазенапа остался только часовой. Почти спокойным голосом надворный советник приказал ему:

– Никого не подпускать! В случае неповиновения – стрелять!

Появились какие-то люди. Они вслушивались в стоны «ивана», шушукались и расходились. Лыков стоял поблизости, потихоньку возвращаясь в разум. Вдруг откуда-то выскочила акушерка Инцова и упала на колени перед умирающим.

– Сейчас, миленький, сейчас! Я тебе помогу!

– Не велено… – робко возразил солдат и оглянулся на сыщика: что делать-то?

А того словно муха укусила. Он снова заорал диким голосом:

– Это кто тут миленький?! Он? Этот упырь? Встать и отойти! Я сказал: встать и отойти!

Клавдия Провна, не обращая на это никакого внимания, тряпицей обтирала с лица Глазенапа кровь.

– Дура!!! – рявкнул Лыков. – Это же он Калине ребра в сердце вколотил! Отойди от него!

Инцова только сейчас обернулась на начальника округа. Бросила укоризненный взгляд, ничего не ответила и опять занялась оказанием помощи.

– Тьфу!

Лыков отошел и стал трясущимися рукам застегивать шинель. Ему было стыдно перед солдатами.

– Все равно сдохнет, зря стараешься!

Когда через десять минут он вошел в полицейское управление, к нему кинулся Таубе:

– Где ты застрял? Ехать пора!

Но, увидев лицо друга, осекся и спросил вполголоса:

– Что случилось?

– Фридрих, –

обратился сыщик к камердинеру, – принеси водки. Много водки.

Они выехали на восток в первом часу пополудни. Впереди – мрачный и немного хмельной Лыков с подполковником Таубе. Следом – четыре телеги с «меделянами». Лыков рассказывал другу все перипетии своего расследования. Отряд торопился, но меры предосторожности замедляли его ход. Так, гору Юноны миновали перекатами: половина едет, половина держит местность на прицеле. Но «садовники», видно, тоже спешили – уплыть. Во всяком случае, до Чибисанских озер русские не встретили ни поста, ни засады.

Отряд как шел вдоль берега моря, так и продолжил путь. Проехав Чибисаны, увидели озеро Вайвайто. Оно поражало размерами: десять верст в длину и четыре в ширину. В Вайвайто впадает девять окрестных рек, а вытекает одна – Аракуль. Она течет параллельно морскому берегу с запада на восток до самой бухты Буссе. Между рекой и морем – узкая полоска суши. Поставить тут несколько стрелков, и они остановят любую экспедицию. На песке ни камня, ни деревца, укрыться негде. Но скакать по бездорожью в обход времени уже не оставалось.

Осторожный Таубе остановил колонну на расстоянии прицельного выстрела от устья Аракуля. Уже открылись бухта со шхуной. На ней торопливо выбирали якорь. Лыков хотел дать шенкелей, но барон не пустил его. Он долго рассматривал в бинокль песчаную дорогу и недовольно кривился.

– Уйдут же! – нервничал надворный советник. – Чего стоим?

Но подполковник вместо ответа встал в седле по-казачьи в полный рост и продолжил наблюдать.

– Ага!

Таубе опять сел, вытянул из-за спины винчестер, прицелился и выстрелил. Оглушенная лошадь сделала кульбит, но тут же замерла, удержанная твердой рукой.

– А вот теперь вперед!

Странная колонна – два всадника и четыре телеги – помчалась к бухте. Возле устья реки Лыков увидел японца с винтовкой, наполовину закопавшегося в песок. Пуля барона вошла ему в нижнюю челюсть, а вышла из спины…

От берега лагуны отчалили две шлюпки с айнами – указывать створ. Но далеко уплыть они не успели: Лыков первым же выстрелом перебил весло.

– А ну назад, сукины дети!

Перепуганные инородцы сразу вернулись и разбежались кто куда.

Шхуна с белой полосой по борту подошла к отмели и остановилась в нерешительности. Фарватер показывать было некому. Если ошибешься – сядешь на мель, и тогда от русских уже не уйти. И «Окаги-мару» стала смещаться к дальнему берегу бухты.

– Они решили дождаться темноты! – сообразил надворный советник.

– Верно, – согласился с ним Таубе. – Ночью айны опять выйдут на место и внезапно обозначат створ огнями. И шхуна выскочит в море.

– Эх! Где же «Крейсерок»? Неужели опоздает?