Мертвый шар
Шрифт:
– Какая досада. Думал, она с газетами сотрудничает…
– Верно, сотрудничает. Составляет бильярдные задачки. Трудные, надо сказать.
– И давно?
– Месяца два публикуется, не меньше.
Отказавшись отметить победу, Родион отделался от навязчивого писаки. Непременно требовалось самому выразить восторг победительнице. Но Варвары и след простыл. Ее поглотила толпа болельщиков.
19
Близкая осень подбиралась ночной прохладцей. Окна закрылись, сберегая дневное тепло. Доходный дом на Садовой погрузился в мирную дремоту. Свет не горел. Только домовладелец
Родион вежливо погремел закрытой калиткой. Спросонья не разобрав, что творится, Крюкин подскочил, но, узрев знакомый силуэт, кинулся отпирать. Господин Ванзаров хоть и снимал маленькую квартирку, платил исправно и никогда не спорил с повышением квартплаты. Чем домохозяин бессовестно пользовался. Заперев за поздним постояльцем калитку, пожелал доброй ночи. Однако про себя подивился: это как же надо кутить, чтобы за день отпуска спустить весь багаж с саквояжем да явиться домой пешком, как видно, без копейки. Видать, юноша – тайный игрок, раз пришел на своих двоих и без хмеля. Надо будет с него аванс за сентябрь потребовать, а то мало ли что: спустит костюм – и за квартиру платить нечем.
Между тем Ванзаров пробирался по темной лестнице, на освещении которой экономились свечи и керосин. Вот и пещера лестничной площадки. Ключ механически ткнулся в скважину замка, оборот-другой. На коврик скользнуло что-то прямоугольно-белесое, прижатое дверью. Жилец поднял заклеенный конверт без надписи.
Неторопливо скинув пиджак и испив из крана воды с гниловатым душком, Родион зажег на рабочем столике керосиновую лампу под зеленым абажуром и старательно обнюхал послание. Нечему удивляться, у каждого своя манера. К запахам Ванзаров относился с большим почтением, если не сказать с любовью. Бывало, в детстве старший братец завяжет ему глаза, подсунет разнообразную гадость и потребует угадать. Ладно, не будем ворошить темное прошлое, и так время позднее.
Ну так вот. Конверт пах чем-то странно знакомым, только не канцелярским клеем. Запах чуть резковат, но приятен: была в нем сладкая нотка и что-то от химической эссенции. Но разве мог даже чуткий нос, даже состоящий в сыскной полиции, сравниться с лабораторией Лебедева? Конечно, нет. Ах, Аполлон Григорьевич, где же ты!
Из аккуратно срезанного бока вывалился листок, сложенный пополам. Развернув его, Родион обнаружил послание.
Несмотря на некоторое косноязычие, смысл выпирал предельно ясно. Вместо того чтобы испугаться или заставить двери шкафом, юный чиновник опять принюхался. Ну прямо как хорошая легавая, пардон, конечно… Пахло все тем же. Конверт и слова держал один клей. И довольно прочно. Вырезанные лепестки ни за что не хотели отрываться.
Письмо Бородина легло рядышком. Хоть без великого криминалиста выводы хромали на обе ноги, но кое-куда привели. В свежем послании края обрезов – рваные и кривые. Забавно, что все слова начинаются со строчных букв. И еще мелочь: после слова «берегись» ножницы пощадили странный значок из двоеточия и скобки: «:)». Брак наборщика, зато какой полезный. С такой отметиной издание опознать легче.
Буквы, хоть напечатаны типографски, наверняка не из газет. Скорее всего, какая-то дешевая брошюра из тех, что продают на
Только в этих громогласных угрозах не было смысла ни на грош.
Во-первых, великого бильярдиста и чиновника особых поручений пугали похожими словами, но по разным причинам. Нил явно совершил промашку, искренне не подозревая об этом. Дело, скорее всего, в женитьбах. Но господин Ванзаров тут ни при чем. Если бы сыскной гений на самом деле разнюхал что-то важное, если бы его орлиный взор (о как!) залез в потроха чьей-то тайны – пора пугать. Только штука как раз в том, что он не знал ничего. Предполагал – не более того. Хитрый преступник обязан это понимать. Невозможно поверить, что Родион держит в руках важнейшие улики, но об этом не догадывается. Их всего-то наперечет.
Глаз? Лежал себе в варенье, напугал женщин до смерти, заставил Нила побежать в полицию. Но никакого отношения лично к Родиону. Трудно предположить, что вырезальщик слов так глуп, что надеется одной бумажкой отпугнуть лучшего сыщ… тьфу ты, дельного чиновника полиции. Глаз отпадает.
Несчастье с Марфушей? Да, смерть шита белыми нитками, грубо и неумело. Но письмо, наоборот, кричит: смотрите, какую фальшивку соорудили. Разве так отваживают сыскную полицию? Так только разжигают ее любопытство.
Но самое забавное – стремительность угрозы. Еще утром Родион счастливо не догадывался о семействе Бородиных, как и они о нем. Значит, адресат познакомился с ним сегодня и каким-то образом узнал, где проживает коллежский секретарь. Круг таких персон опасно узок. Не спрятаться в тени.
Что же остается? Остается логика. Одно из двух: или автор так испугался, что совершил преступную ошибку, то есть поторопился. Или… Другой вывод казался таким простым, что согласиться с ним было трудно. Вернее, невозможно.
Романтическая чушь была изучена еще раз. Ну и какая в наше просвещенное время может быть «ужаснейшая язва» хуже чиновников?
Быть может, правда над семьей тяготеет рок? Этого неприятного субъекта Родион представлял отлично. В древнегреческих трагедиях он распоряжался судьбами людей как вздумается. Не только герои, сами олимпийские боги страшились его. Древний рок был слеп, беспощаден, но по-своему справедлив. Гадости делал только тем, кто этого заслуживал с точки зрения высшей справедливости. На него обижались, но терпели, считая неотъемлемой частью древнегреческой жизни, как вино и однополую любовь. Но что року делать в современной семье? Откуда ему взяться на столичных проспектах? Тут и своей нечисти хватает.
Нет, не верил чиновник полиции в рок, как бы ни старались убедить его. А верил в то, что за его маской кроются жизненные интересы. Чем страшнее малюют рок, чем больше тумана напускают, тем проще и гаже интересики.
Опять пронесся бильярдный шар, пущенный недрогнувшим кием Варвары. Обе барышни уверяли, что не знают своих соперниц. Но в удивительной партии, которая наверняка войдет в историю бильярда, уж поверьте, сквозило иное соперничество, не только спортивное. Что-то вроде танца на ножах горячих испанских дам, когда выясняют, кому достанется красавчик Педро. Неужели слепая ревность – и ничего больше? Для рока и меньшего достаточно.