Мертвый среди живых
Шрифт:
— Да.
У Воорта возникает мысленный образ Джилл Таун, с которой он немного развлекся, когда вел дело Зешки. Великолепный врач — специалист по тропическим болезням — находилась под защитой полиции, когда они сблизились. Он вспоминает, что сначала не знал, что она замужем.
«Кажется, сейчас Джилл в Африке вместе с мужем. Или они вернулись? Ни разу не видел ее мужа. Я поверил ей на слово, что у них свободные отношения. Ну и болван же я».
Откашлявшись, специалист произносит:
— Пожалуйста, изложите обстоятельства,
Воорт колеблется, а тем временем открывается дверь и в комнату для допросов на девятом этаже широким шагом входит Ева. Она кажется раздраженной и отрывисто говорит:
— Можете прекратить в любое время и отправиться домой. Можете позвонить адвокату. Решайте сейчас. У меня нет времени слушать ваш вздор. Вы просили, чтобы вас испытали. И знали, что мы будем проверять все.
— Прошу прощения. — Воорт знает: получаса хватит, чтобы другие детективы раскопали, что Джилл и ее мужа действительно нет в городе.
«А еще танцовщик Кении, у которого я увел Камиллу… А родственники любого из тех, кого я упрятал в тюрьму… А что, если я засадил туда невинного человека?»
Можно свихнуться, если думать об этом.
Воорт рассказывает, как он нарушил устав и спал с подозреваемой. Это сделает ему карьеру на славу.
— Чуть громче, пожалуйста, — говорит специалист.
Воорт говорит громче.
— Имели когда-нибудь деловые связи с членами преступных группировок или принимали подарки от людей, принадлежащих к таким группировкам?
— Нет.
При проверке на полиграфе следует соблюдать спокойствие. «Но у невиновных сердце тоже учащенно бьется», — думает Воорт. Теперь он понимает, почему профсоюз против того, чтобы полицейских проверяли таким образом. Он вспоминает телевикторину Эй-би-си «Кресло» — участники пристегнуты к вращающемуся креслу, вокруг ревет пламя, а ведущий кричит: «Ответ!» И если пульс у испытуемого учащается, то он теряет возможность выиграть деньги, отвечая на вопросы, далеко не столь грозные, как те, что задают сейчас Воорту.
— Улики подтасовывали?
— Никогда. Если и бил подозреваемого, то всегда докладывал об этом. Никогда не имел умысла обмануть департамент. Хотите, повторю еще несколько раз?
Специалист откидывается назад, приглаживает волосы и отстегивает кожаный ремешок с запястья Воорта.
— Вы первоклассно прошли тест, Воорт. Я знал вашего отца, и у меня душа не лежала проверять вас. Примите мои поздравления. — Он тычет большими пальцами в сторону зеркала: — Если бы всякий, кто спал с замужней, сидел в тюрьме, то женщинам было бы некого кормить, ха-ха-ха!
В коридоре Воорта холодно поздравляет Ева, несмотря на то что, кажется, еще не убеждена в его невиновности, или, может быть, просто дел по горло, или злится по поводу Джилл Таун.
— Из ваших ответов мы не узнали ничего нового, — говорит она. — Мики у вас в офисе. Помните — докладывать регулярно. И еще помните — эта штучка сообщит нам, где вы находитесь. —
«Думаете, это можно забыть?»
Воорт поднимается на лифте на этаж, где расположен отдел сексуальных преступлений и его личный офис — совершенно особенный в их подразделении, его он делит с Мики. Напарник едва поднимает глаза от двух внушительных кип бумаг на столе: одна — компьютерные распечатки, понимает Воорт, другая — фотокопии.
— Долго они тебя там мариновали, — говорит Мики. — Пытали насчет печенья «Туинкиз», которое ты украл в шесть лет?
— Они гораздо больше интересовались теми четырьмя миллионами, которые ты получил от братьев Мендоса. Но я объяснил, что они пошли на дворовые работы. На уборку территории.
— Рапорты задержаний, — говорит Мики, кивая на компьютерные распечатки. — А это твои старые журналы дежурств десятилетней давности, начиная со дня рождения. — Мики похлопывает подругой кипе. — Мы получили зеленый свет у девушек из компьютерной группы. Просто поразительно, насколько быстро можно получить необходимое, если перед тобой не свалена грудой пара тысяч вызовов. Через полчаса после твоего ухода все это было уже у меня.
Воорт многозначительно кивает, выслушав рассуждения Мики.
— Другие парни сосредоточились на Габриэль Вьера, и поэтому ты решил, что мы должны заняться мной, да?
— Вспомни, что ты полицейский, — говорит Мики. — Нам нужен план действий на один день, верно? И я думаю насчет «годовщины», так? Засранец пишет «годовщина» и «день рождения», и вполне возможно, что для него это разные вещи. Полагаю, сегодня, возможно, годовщина чего-то такого, что его разозлило.
— Значит, мы проверим старые журналы дежурств — может, что и удастся вспомнить.
Мики хлопает по пачке фотокопий.
— Возможно, он сидел в тюрьме.
— И только что вышел оттуда.
— Или его раскрыли, а теперь что-то его зацепило. Эй, Воорт, помнишь девяносто девятый, когда мы разгромили «Южный Мидтаун» в софтбол? Тот третий бейсмен вышел из себя, когда ты перехватил его пас в девятом иннинге.
— Сержант Либерман. Сигнал всем постам.
Шутками они обмениваются скорее по инерции, не оттого, что им весело. Воорт плюхается в кресло и с угрюмым видом берет журналы дежурств.
10.38.
Снаружи, прямо под их офисом, туристские лодки и буксиры разъезжают по Ист-Ривер. Машины мчатся по аппарелям Бруклинского моста. Кабинет обставлен дорого — над этим поработал архитектор по внутреннему дизайну, которого раздобыл Мики. Дорогие итальянские кожаные кресла. Раскладная кушетка выставляет напоказ юго-западные геометрические мотивы. Стены отделаны шлифованной терракотой. Ковровое покрытие такое толстое, что темно-серый ворс сохраняет отпечатки обуви.
— Мы работаем в дерьме, но это совсем не означает, что мы должны в нем жить, — любит говорить обожающий роскошь Мики.