Мертвый среди живых
Шрифт:
— Шеф Рамирес! Почему детектива Воорта не отстранили от расследования? Вы сказали, что он понесет дисциплинарное наказание.
— Вопрос об отстранении был рассмотрен, но именно благодаря сегодняшней работе Воорта и быстрому выявлению и признанию ошибки мы продвинулись в расследовании. В настоящий момент наша цель — предотвратить еще два убийства. Детектив Воорт играет немалую роль в расследовании, но по завершении дела его ждет дисциплинарное наказание. Я сказала, вопросы закончены.
— Шеф! Если учитель имеет
Ева медлит, стоя на подиуме. Невозмутимое выражение лица, но Воорт чувствует, что ей противно.
— Уэнделл Най настроен против многих, — говорит она и сходит с подиума, а свет камер перемещается на Воорта и он уходит, не обращая внимания на выкрикиваемые вопросы.
Смотрят все — семья, друзья, Камилла.
Мики взволнованно ждет, когда Воорт вернется в коридор, хватает его за локоть и толкает к лифту, подальше от огней, разрывающих сумерки снаружи.
— Надо пойти в компьютерную группу, Воорт.
— Что произошло?
— Тебя ждет электронная почта в комнате для переговоров.
— Он прислал мне письмо? — удивленно спрашивает Воорт.
— Не он. Его бывшая жена, помнишь такую? Которая путешествует в Турции? Хейзел отыскала ее в каком-то горном монастыре, где группа остановилась на ночь. Телефона там нет, зато есть компьютер. Сантини держит с ней постоянную связь, но она хочет иметь дело с детективом Хейзел.
Мики нажимает кнопку лифта, но тот стоит на втором этаже, отнимая у них время.
— Он не придет, Мик. Он ни за что нам не поверит.
— Жена говорит, что в Турции гроза и при сильном ветре отключается электричество. Слушай, Везунчик, зачем люди уезжают из Нью-Йорка? Ведь все, что надо, — в паре кварталов от дома.
— Но не то, что нужно нам.
— Найдем.
Воорт качает головой.
— Я бы на месте Уэнделла подумал, что полицейские могут быть замешаны в том деле, что он расследует. Если он вообще что-то расследует, вот так.
— Мы его сделаем. Мы достанем его.
— Кто-нибудь уж обязательно достанет.
20.39.
Уэнделл плавает в бассейне флигеля гостиницы «Грин-Палм» в Саванне, лежит в середине марта на резиновом матраце под ясным голубым небом, поглощая жаркое солнце Джорджии.
— Мистер Най?
Уэнделл отгораживается от голоса. Он вдыхает запах кокосового масла, идущего от плеч, ощущает приятный вкус вина и думает, как поедет завтра с Марсией на Тайби-Айленд, чтобы посетить заповедник, поглядеть на большие пляжные дома, принять участие в лодочной экскурсии. Он заказал на сегодняшний вечер столик в отличном старом ресторане и договорился о билетах на Епископальный тур для домохозяек в исторический район у реки в субботу после обеда.
Марсия захотела провести медовый месяц в Саванне, потому что любит ее тепло, тамошнюю кухню, экскурсии по
— Мистер Най!
Внезапно вода становится теплее, а затем превращается в кипяток и обжигающая боль поднимается от ног внутрь живота. Боль делается нестерпимой, и, глядя вверх, Уэнделл видит, что небо объято огнем. Пламя расплавляет облака. Затем кто-то трясет его за плечо, и Чарлз, владелец гостиницы, смотрит сверху, но говорит женским голосом:
— Уэнделл!
Почему у Чарлза женский голос?
Он открывает глаза и видит над собою чернокожее лицо. Сиделка в белом халате, у нее большие голубые глаза.
— Вам снился сон, мистер Най. Доктор Мэтур будет здесь в три часа. Помните меня?
Это происходит шесть лет назад — Уэнделл лежит в больнице «Мэймонидс» и, испытывая муки, всматривается в лицо молодой женщины.
— Алана?
— Я училась в вашем классе гражданского права пять лет назад. В вашей истории болезни говорится, что с вами произошел несчастный случай. Мне очень жаль, мистер Най.
Он пробует закрыть глаза, чтобы вернуться в сон.
Больно.
Алана поправляет подушки, дает таблетки, смотрит, выпил ли он апельсиновый сок. У нее мягкие прикосновения, нежные и умелые, и, помогая Уэнделлу, она говорит, что он — единственная причина, из-за которой она стала сиделкой.
— Я?
— Помните слайды о Кларе Бартон, которые вы показывали? Как она начинала в Красном Кресте? Они заставили меня задуматься. По соседству было полно ребят с ножевыми и огнестрельными ранами — а Красного Креста нет. Вот потому я и стала сиделкой. Вы обычно говорили нам, что хорошо быть идеалистом. И мы обычно смеялись над этим.
Больно говорить.
— Лучше позвоню жене.
Но когда Уэнделл держит в руках аппарат и слышит на другом конце провода гудение сотового, то вспоминает, что не может рассказать жене о случившемся. Не может даже намекнуть.
— Кто это? — раздается голос Марсии.
Она может расстроиться и позвонить в полицию. И так рассердится, что ее не успокоишь.
— Алло?
Из-за дикой боли трудно думать. Вероятно, жена пытается поговорить с ним со вчерашнего дня, оставляя звонки на домашнем автоответчике. Мольба перед аппаратом. «Где ты, Уэнделл?»
За все годы совместной жизни не было такого, чтобы он не говорил с Марсией целый день.
Уэнделл отключается.
На следующий день он звонит директору колледжа, доктору Бирнбауму, и говорит ему: «Я увольняюсь».
«Теперь я умер и более полезен отсутствующий, чем живой. Мои уроки были ложью, мои слайд-шоу — смехотворны. Тот полицейский просто торопился на бейсбол, дурацкий бейсбол. А человек, который пришел ко мне в квартиру, может вернуться. Если я не брошу Марсию, он будет интересоваться, не известно ли ей что-нибудь».