Мещанин Адамейко

Козаков Михаил Эммануилович

— А когда это он про твоего папу выдумал?

— Как это… когда?

— Ну, например, давно или недавно… После того, как ты с папой на Шестую Роту ходила?

— Ну, да — после, — совершенно уверенно сказала девочка, — он пришел потом и все это говорил.

— Значит, это недельку или немного больше назад было? Или меньше?

— Недельку…

— А ты знаешь, Всезнаечка, сколько в неделе дней?

— Знаю, — улыбнулась Галочка. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь!

— Правильно. Вот молодец! Ну, а Павлик, —

он ведь раньше заболел?

— Ну, да… когда в пивной сидели…

— А раньше, до пивной, ты дядю Ардальона когда-нибудь видела? Знакома была?

— Нет, дяденька. Он с папой тогда и подружился. И приходил часто. И приносил нам сладкую булочку и пирожки. Но я его боялась: зачем он про папу такое сказал…

— Подожди, деточка, — мягко остановил ее Дмитрий Кириллович. — Значит, дядя Ардальон приходил к вам после того, как выдумал так нехорошо про твоего папу?

— Приходил.

— А вот ты помнишь, Галочка, сказала мне: «Как познакомились, — часто приходил, а теперь не приходит»… Вспомнила?

— Ну, да…

— Как же это так, Всезнаечка? Вот, например, Женечка моя приходила сюда…

— Конечно, приходила.

— Ну, вот… А потом я вдруг скажу тебе: нет, Женечка не приходила…

— Как же это так? — рассмеялась девочка. — Вы этого не скажете. Вы — взрослый… — пояснила она неожиданно.

— Вот именно! — уронил он осколочек своей мысли, уже несколько минут интересовавшей его; Дмитрий Кириллович внимательно посмотрел на свою юную собеседницу. — А знаешь, что? — весело обратился он к ней. — Они там в прятки играют, а я вот сейчас такую игру придумал… Мы их потом позовем… и научим. Хорошо?

— Хорошо, — улыбнулась Галочка.

— Вот что… ты должна мне рассказать подробно, — понимаешь? — когда вошла сюда Женечка, что она сказала, к кому первому она обратилась?… Потом: кто ей ответил — ты или я? И что ответил. Когда она ушла? Кто за ней затворил дверь? Где ты сидела и где я? Понимаешь?

— Понимаю.

— Ты рассказывай все подробно, — все, что вспомнишь. Если правильно расскажешь, — ты выиграла и получишь… получишь что-то приятное. Неужели ты действительно выиграешь? — подбадривал он девочку.

— Ей-богу, выиграю! — не утерпела Галочка. — Вот, дяденька, как вошла ваша Женечка, — все сейчас расскажу!

— А, ну-ну!

— Как вошла она, так я сейчас подумала: «Какое на Женечке хорошее платье, а она идет прятаться под стол: а там запылить можно!…» Потом вы, дяденька, сказали ей, что нельзя так. Она меня давай звать, чтобы я тоже шла играть. Так? А вы ей сказали: «Иди одна, Галя скоро придет и принесет вам вот это сладкое». Так, дяденька?

— Дальше… Дальше.

— Она пошла жмуриться… прятаться в другое место. А я ей сказала: «Женечка, я приду через пять минут играть». Потом вы закрыли дверь и сели туда, на диван. Ну, выиграла я?

— Не совсем! — улыбнулся Дмитрий Кириллович. — Ты немного ошиблась. Может быть, ты и подумала,

что Женя хочет спрятаться в этой комнате, но она этого не делала и я ей не запрещал: это я Лешку раньше отсюда вывел. Ничего ты ей не говорила, ни одного слова. Говорил только я, а ты, наверно, только подумала, что через пять минут принесешь туда сладости. Ну, вспомни теперь… Так ведь было?

— Правда, так… — смутилась девочка.

— Но все-таки ты свое получишь! — ласково погладил ее по щеке Дмитрий Кириллович. — Ну, вот теперь ты другое вспомни: приходил к вам дядя Ардальон после своей нехорошей выдумки? Подумай, подумай — и скажи.

Лицо Галочки сделалось напряженным, темные бровки сбежались, а глаза устремлены были в одну точку. С полминуты оба молчали.

Дмитрий Кириллович с внутренним трепетом ждал ответа: если Адамейко приходил после смерти своей соседки и в квартире Сухова шла речь об убийстве, — то можно было уже отпустить эту маленькую свидетельницу, не сознававшую, какую громадную услугу оказывает она следователю Жигадло!

Девочка рассказала — неожиданно для него — больше, чем мог ожидать Дмитрий Кириллович.

Подготовляя встречу с ней, он надеялся только добыть подтверждение одной из косвенных улик против Ардальона Адамейко, для чего и ждал случая предъявить Галочке нечто спрятанное пока в ящике письменного стола.

Случай этот до сего времени не представлялся, но теперь уже Дмитрий Кириллович не жалел об этом, — девочка сообщила о более важном обстоятельстве: Адамейко и оба Суховых говорили о каком-то убийстве. Больше того: называли даже имя убийцы…

— Вспомнила, дяденька: он приходил… обязательно приходил после выдумки. Всегда приходил.

— И ты его потом… не полюбила? — Ну, да…

Дмитрий Кириллович встал с кресла и впервые за время разговора закурил: два кольца быстро, одно вслед за другим, вылетели изо рта.

Все было ясно.

Но для подтверждения своей мысли он еще раз спросил:

— Значит, ты неправильно, деточка, сказала раньше, что дядя Ардальон в эти последние дни к вам не приходил? Правда ведь — неправильно?

— Нет, я правду сказала, дяденька: теперь он к нам не приходит. Ну, хоть Павлика спросите. Или папу самого… Нет, вспомнила! — неожиданно вновь обнадежила она Дмитрия Кирилловича. — Недавно один раз пришел. Еще папа на него что-то рассердился…

— За что?

— Не знаю, дяденька. Он принес мне и Павлику тоже пирожочки и дал нам. А папа выхватил у него и бросил на землю: «Пусть, — говорит, — собака их съест, а не мы». А я сама страшно хотела съесть: люблю их…

— Такой? — быстро спросил Жигадло.

Он открыл ящик письменного стола и вынул тарелочку, на которой лежало несколько пирожков одинакового размера и формы.

— Н-нет, это длинненькие…

— Ну, так такой? — на ладони два кругленьких, маленьких пирожка, вынутых из того же ящика.