Мещёра
Шрифт:
— В посёлок. По дороге вызову людей. Давай-давай, быстрее.
Нику запихнули на заднее сиденье, и внедорожник покатил прочь от красного болота. Болтаясь и подпрыгивая вместе с машиной, священник откопал в куче вещей термос, отвернул крышку, кое-как налил что-то дымящееся и дал Нике.
— Давай, выпей, согреешься.
— Ей бы спирта, — с переднего сиденья произнёс участковый.
— И чай сойдёт. Пей, пей.
Зубы стучали о край крышки, рука сильно дрожала. Священник придержал чашку за донышко, и в горло Ники полился душистый горячий чай.
— Говорили же вам, не надо туда идти, — бормотал священник, наливая ещё чашку.
— Молодёжь, — отозвался участковый. — Им хоть кол на голове теши, всё равно по-своему сделают.
Машина подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Кажется, горячий чай начал подниматься по горлу обратно вверх и грозил выплеснуться. Только этого не хватало.
Но скоро за окнами промелькнула брошенная деревня с аккуратными домиками, а значит, Красные Серпы совсем недалеко.
— Ч-ч-т-о-о эт-то? — Ника подбородком указала на крайний домик деревни.
— Раменка, — пожал плечами священник. — Давно заброшена.
Дальше он стал сосредоточенно закручивать крышку термоса, а в зеркале заднего вида мелькнули прищуренные глаза участкового.
— Куда? — спросил полицейский, когда машина въехала в Красные Серпы. — В отель?
— Нет! — Ника не ожидала, что голос уже вернулся, и выйдет так звонко.
— Давай ко мне, — сказал священник, вытягивая шею, чтобы видеть дорогу.
Машина остановилась у крайнего к церкви дома, синего с резными наличниками. Ника осталась сидеть в машине, потому что шевелиться всё ещё было трудно, а её попутчики выскочили и разбежались в разные стороны.
Новиков (надо же, как это фамилия участкового всплыла в памяти), нервно расхаживая у машины, что-то кричал в телефонную трубку.
— Всех, кого можно! Быстрее! Нужно прямо сейчас! Да, брать! И фонари!
Священник тем временем добежал до церквушки, открыл дверь и хорошо поставленным голосом гулко позвал:
— Аглая!
Но бабуля, что работала в отеле, появилась из-за угла церкви.
— А? Что? Уже вернулись? Я думала, позже будете, но баньку-то уже затопила, — приговаривала бабушка, семеня за священником.
— Баню, быстро! — скомандовал священник и снова подал Нике руки, чтобы помочь выбраться из машины.
— Охты, Матерь Божья! — закрестилась старушка, увидев Нику. — Это кто ж тебя так разукрасил?
— Баню, баню, — подгонял бабулю отец Александр, ведя Нику во двор.
— Сейчас, сейчас, — заторопилась бабушка. — Сию секунду, отец.
Священник отворил перед Никой низкую деревянную дверь и помог зайти в маленькое дощатое помещеньице с лавкой, мутным оконцем, вениками под низким потолком, пластмассовыми тазами и ковшами.
Ника плюхнулась на лавку и сидела там в полузабытьи, наблюдая, как вокруг суетилась старушка Аглая, а за окном мелькали то священник, то участковый.
Потом появилась большая вишнёвая «Газель», из неё высыпали люди в ярких оранжевых жилетах. Все загалдели, собираясь вокруг участкового. Ника
— Ну-ка, пойдём-ка. — Бабушка Аглая ловко поставила Нику на ноги, сняла с неё мокрую холодную одежду и втолкнула в горячую мыльню, заполненную ароматным влажным паром.
Вокруг клубились душистые облака, а туман в голове наконец стал рассеиваться. Как раз вовремя, потому что бабушка Аглая окатила Нику сначала тёплой водой, потом горячей, потом кипятком. Потом ловко взбила мыльную пену и прошлась по волосам, лицу, руками и ногам Ники, отчего все ссадины больно защипало.
Ника окончательно пришла в себя, но вырваться не смогла — старушка одним ловким приёмом уложила её на лавку и стала хлестать веником. Ника попыталась возразить, сказав, что это лишнее, и вообще ей некомфортно находиться в бане с малознакомым человеком. Но её протест утонул в шуме веника, обжигающе хлещущего по спине.
— Ничего, всё пройдёт, — приговаривала бабуля. — Пар до костей проберёт, поправишься!
Нику уже пробрало до костей, причём буквально. Внутри будто огонь по жилам тёк.
Бабуля снова пару раз окатила Нику из таза, потом поставила на ноги и вылила на неё ещё несколько тазов. Потом вытолкала в предбанник, быстро прошлась по коже сначала тонким полотенцем, потом махровым. И ещё на голову накрутила целую чалму.
Достала откуда-то банку, отвернула крышку. Зачерпнула ком чего-то склизкого и шлёпнула Нике на щёку.
— Это мазь, целебная. Сразу всё заживёт, — приговаривала бабуля, легко уворачиваясь от рук Ники, пытающейся отказаться от целебной процедуры.
Потом бабуля через голову натянула на Нику цветастое платье, а сверху накинула тёплый халат.
— Теперь чай, — объявила бабушка, отворяя низенькую дверь.
Ника почти выскочила на улицу и первым делом глубоко вдохнула. Прохладный осенний воздух приятно охладил лёгкие и прочистил мысли. Но бабуля уже подталкивала её в спину, направляя к заднему крыльцу синего дома.
— А где? — Ника попыталась заглянуть за угол, чтобы попросить поисковиков привезти её рюкзак. Но дорога перед домом пустовала.
— Да уж отбыли. — Бабушка втолкнула Нику в дом и провела в небольшую кухоньку с белой печкой. — Садись, сейчас чаю налью.
Аглая налила Нике чаю из пузатенького заварника и небольшого электрического самовара. Как только Ника с трудом, маленькими глоточками, осилила первую обжигающую чашку, бабуля тут же налила вторую.
— Ну, чего не пьёшь? — требовательно спросила бабушка, глядя, как Ника дула на чай, от которого шёл густой пар. Она сильно обожгла язык и не хотела повредить ещё и пищевод.