Месье, сделайте мне больно
Шрифт:
– Ну, все в порядке, новый аккумулятор – вы его купили, – сказал он. – Я видел вас на улице, не слишком-то вам удалось его установить. Работа не для интеллектуала, я же вам сказал.
– Если я правильно понимаю, вы за мной следили, – ответил я, перейдя к обороне.
– Не нужно преувеличивать. Вы были на улице, я вас видел, и все. Впрочем, не только я.
И он показал мне на толпу людей, ожидавших перед стойкой.
– Среди них есть даже те, кто держал на вас пари. Я бился об заклад, что вы не сможете его установить, и выиграл свое спиртное. Заметьте, в этом нет большой заслуги, я, должно быть, единственный из них знал, что вы интеллигент-психоаналитик.
– А откуда вы знаете?
Я никогда раньше не задавал ему этот вопрос, стараясь поскорее сбежать, как только встречал его. Он пожал плечами.
– Элементарно, мой дорогой Ватсон, достаточно увидеть людей, которые приходили к вам. Их выдает внешний вид. Я в курсе дела, сам годы провел в психиатрии. С первого взгляда угадываю пациентов: они выглядят так, словно прыгнули в пустоту или открыли газ, если вы понимаете, что я хочу сказать. Вы принимаете преимущественно после обеда не так ли? С точки зрения аккуратности, вы довольно-таки надежный доктор: одни и те же дни, те же часы. Только вчера вы их бросили. У них был совершенно потерянный вид. Я забыл сказать вам, когда видел вас сегодня ночью. Должно быть, они фанаты психоанализа! Несмотря
Он, вероятно, говорил о Математичке и Семяизвергатетеле. Пока они меня ждали, я был у Шапиро. Знал ли Герострат и это тоже? У него был талант всегда появляться, когда его не ждали и, особенно, когда ему не следовало. При мысли, что он может догадываться о судьбе, постигшей Ольгу, я почувствовал, как и каждый раз, когда встречал его, что меня охватывает тревога. Снова я спросил себя, не он ли оплатил штрафы за парковку «Ланчи». Но не знал, как задать ему этот вопрос без риска возбудить – или подтвердить? – его подозрения. Так что я предпочел не дергаться, спокойно выжидать и продолжать разговор.
Хозяин сообщил, что столики только что освободились. Все потянулись в зал, у стойки освободилось место, и я воспользовался этим, чтобы заказать сэндвич и кофе и одну порцию рома для моего соседа.
– Ваше здоровье, – сказал он, залпом опустошая свой стакан.
– Какое отношение вы имеете к психиатрии?
Он вытер рот отворотом рукава:
– Меня лечили как шизофреника из-за «Лото».
– «Лото»?
– Точно, я жертва «Лото». Вы, может быть, знаете, есть исследования, посвященные выигравшим в лотерею. Тем, кто получил крупные суммы, я имею в виду. И хотите верьте, хотите нет, но выигрыш не всегда приносит им счастье. Они дорого за это расплачиваются. Как в моем случае. Я выиграл двадцать миллионов франков – два миллиарда сантимов – по шести номерам, только и всего! Разом разбогател. Стал миллиардером, и пальцем не шевельнув. Тем более что нашел тот билет на улице. В то время я был далек от мысли, что стану денежным мешком. Работал в ректорате, в управлении педагогическими кадрами. В ОПС 12, в Отделе преподавательского состава различного рода или что-то подобное. Мы занимались их заработной платой и распределением почти по всему Парижу. Ничего утомительного: когда где-нибудь оказывалось свободное место, туда посылали первого встречного, предварительно дав ему заполнить тонны административных анкет, и вот ему уже идет мало-помалу его зарплата. Вы понимаете, не пыльная работенка, которую я мог бы сохранить, если бы не выиграл все эти деньги. Люди, с которыми я работал, были хорошие, немного чувствительные к холоду, но любезные, гордящиеся своей принадлежностью к отделу – лучшему в Париже! – с понятием об органах государственного аппарата и все такое. Их самой большой страстью были пенсия и здоровье. Особенно здоровье. Они болели уйму времени. Активные ипохондрики. Всегда что-нибудь лечили. Главным для них было очиститься от грязи. Они сморкались, плевали, чихали, мочились, испражнялись преимущественно в баночку из-за постоянных анализов мочи и кала. Называли это чисткой – воображали себя колымагами на техосмотре, верили, что это шло им на пользу, прочищало кишки и синусы, [15] уменьшало простату. Мне нравилась эта атмосфера, они не выглядели молодо, но это было забавно. Но из-за «Лото» я там не остался.
15
Синус – в анатомии полость, пазуха, длинный замкнутый канал.
– Вы подали в отставку?
– Как раз нет. Тем не менее, мне посоветовали это сделать, жить на ренту, но я не послушался. Изображать из себя толстосума, разъезжать по круизам, останавливаться в шикарных отелях, «Карлтон»в Каннах, «Негреско»в Ницце, посещать фешенебельные рестораны, например, «У Максима»с официантами в галстуках-бабочках, – все это было не в моем вкусе. Даже владея деньгами, я не был настоящим богачом. Если ты госслужащий, себя не переделаешь. В администрации я чувствовал себя в своей тарелке. Тем более что меня уважали из-за выигрыша в лотерею. Были и завистники, но они мне особо не докучали. В общем, я скорее был знаменитостью. До этого меня не замечали, но потом начальник службы – он знал, что за один вечер я могу потратить столько, сколько он зарабатывал за год, – изменил свое отношение ко мне. Знаете, деньги придают человеку значительности. В то время он меня очень любил, участливо ко мне относился. Рассказывал о себе, об обострении желчного пузыря, о своей жене, с которой он не очень ладил, о детях, которые ни черта не делали в школе, и кое-кто из них стоял на учете в полиции. По существу, он не был счастливым человеком. Я думаю, ему хотелось, чтобы я одолжил ему немного денег, но не решался у меня попросить, а я не отважился ему предложить. Он был моим начальником, и я не хотел, чтобы он подумал, что я его не уважаю. В любом случае, из-за него я плохо кончил. Он позволял мне делать все, что душе моей тогда было угодно. Я очень быстро решил, что мне все позволено. Как если бы деньги вскружили мне голову. Работал, когда хотел, а он закрывал на это глаза. Закрыл их настолько, что уже больше ничего не видел. Я швырял в корзину досье, с которыми у меня не было желания работать, а он делал вид, что ничего не замечает. Когда начальство не осмеливается вам перечить, это дает вам дьявольское ощущение власти. Затем я стал уносить досье домой, Я купил квартиру с огромным камином, и мне нужна была бумага, чтобы разжигать огонь. Досье учителей и преподавательского состава прекрасно для этого подходили. Я сжигал все больше и больше. Зрелище того, как они сворачиваются в огне, служило для меня доказательством, что я богат и мне прекрасно живется и без поездок в «Карлтон»или «Негреско».Очевидно, это вызвало чертовскую путаницу в службе. Тем более что коллеги захотели мне подражать. Они тоже избавились от дел, которые их обременяли.
На самом деле это делал я, они просто отдавали мне свои досье, чтобы я их сжег, потому что начальник мне симпатизировал, и им казалось, что так будет надежнее. Таким образом, благодаря мне они могли больше времени посвятить здоровью, анализам, заполнению бланков социального обеспечения, походам за лекарствами или еще чему-нибудь в этом роде. А я не умел говорить «нет», так что даже завистники меня полюбили. Очень быстро дело приняло широкий размах. С делами вообще больше не работали. Они все отправлялись прямиком в мой камин. Неприятность состояла в том, что преподаватели перестали получать зарплату. Они принялись выдвигать протесты, составлять петиции и устраивать демонстрации на улицах. Какой поднялся шум! Взялась за дело пресса.
16
Газета «Монд» от 16 апреля 1992 года.
Я изумленно слушал его. Был ли он таким же сумасшедшим, как и Макс Монтиньяк? Страдающим другой манией, и тем не менее безумным. Я читал в «Монд»эту статью. Это было несколько лет назад. Может, он тоже ее прочитал и сочинял на заданную тему? А возможно, насмехался надо мной? Тем не менее, я ему не верил. Как и Макс, он, должно быть, занимая меня болтовней, пытался привести разговор туда, куда хотел.
Прежде чем продолжить рассказ, он заказал еще порцию рома.
– Конечно, в конце концов обнаружили, что я был всему причиной, и меня выгнали. Начальник ничего не смог для меня сделать. Впрочем, и не пытался. Его перевели в другую службу, а я предстал перед административным судом. Им было наплевать, что у меня больше денег, чем у них. Они с треском выбросили меня на улицу. Ни пособия, ни пенсии – ничего. Как с работой Деда Мороза вчера, только еще серьезнее. Этим могло бы все и закончиться, но удача от меня отвернулась.
Он посмотрел на стакан, который только что поставили перед ним:
– После увольнения я не знал, что делать. Я все носился с этой идеей Герострата, которая крутилась у меня в голове. Сознание того, что я был остановлен на таком благородном пути, не давало мне покоя. Нужно было воскресить Герострата, но я не знал, как. Однажды я смотрел телевизор и что же увидел? Типа, который сжег пятисотфранковую банкноту. Просто так! Он разговаривал с журналистом, затем внезапно вынул из кармана Паскаль [17] и спалил его. Я был уязвлен. Пятьсот франков, нужно признать, что это производит эффект! И более сильный, чем досье учителя или всякого рода преподавательскою состава.Это было откровение Вот в чем заключалась великая миссия Герострата! Я тут же побежал в свой банк. После покупки квартиры с камином и различных расходов у меня на счету оставалось больше пятнадцати миллионов. Я захотел получить их. Сначала они противились. Пожелали узнать о причинах. У меня возникли проблемы? Мне больше не нравился мой банк? Я хотел его сменить? Подумали даже о похищении кого-нибудь из членов моей семьи или о шантаже. Вымогательство, можешь себе представить! Предложили обратиться в полицию и еще не знаю что. Но я не дал этим типам себя запугать – я был богаче, чем они, и потребовал свои деньги. Через неделю (срок, назначенный банком для их выдачи) я получил свои пятнадцать миллионов в новеньких паскалях. Набор для сжигания, если хотите. Я привез их домой и провел потрясающие вечера, согреваясь пятитысячными пачками, которые небрежно кидал в камин. Как богатый вельможа, чувствительный к холоду. Дойдя до этого места в рассказе, он остановился, чтобы снова посмотреть на свой стакан, к которому, в отличие от предыдущих, еще не притронулся. Он улыбался. Счастье мифомана или извращенного человека? Может, потому, что он только что говорил о вымогательстве, мне в голову пришла идея, что он готовит плацдарм. Какой бы безумной не была эта история о миллионах, выигранных в лотерею и сожженных в камине, она могла быть способом дать мне понять, что ему нужно, из чего разжигать свое яркое пламя.
17
Французы называли пятисотфранковую банкноту «паскаль», так как ее украшал портрет писателя, мыслителя и ученого Паскаля Блеза (Blaise Pascal, 1623–1662).
Как будто для того, чтобы подтвердить эту гипотезу, он через стекло кафе показал мне на вновь начавший падать снег.
– Жалко, что у меня больше ничего нет, сейчас погода как раз располагает к тому, чтобы разжечь яркий и сильный огонь.
На этом он поднес стакан с ромом ко рту и залпом опрокинул его в себя, как и предыдущие.
– К несчастью, – снова заговорил он, – долго это не продлилось. Однажды вечером ко мне домой нагрянули два инспектора. Банк предупредил полицию. Оказывается, они обязаны это делать, когда выдают крупные суммы. При виде денег, рассыпанных по полу, и особенно тех, которые я кидал в огонь, инспекторов чуть удар не хватил. Они надели на меня наручники, как на преступника, и привели в комиссариат. Оттуда меня отправили в психиатрическую больницу, где признали, что я шизофреник. Учительские досье или бумаги педагогического персонала – еще куда ни шло, но сжигать миллионы – это уже было серьезно. Проиграй я их в казино, как богач, никто бы слова не сказал, но сжигать их в камине я не имел права. Даже если деньги принадлежат вам, они остаются собственностью государства. В больнице я провел четыре года. Но мне не на что было жаловаться, за мной очень хорошо ухаживали. Я подумал о своих коллегах из ОПС 12 и занялся своим здоровьем. В сущности, они не ошибались, заботиться о здоровье может быть занимательна. Я очень серьезно отнесся к своему лечению. У меня было право на коктейль из Транксена, Могадона и Халдола [18] утром и вечером и психотерапию один раз в неделю с очень гуманным интерном. Он понял, что я был реинкарнацией Герострата. Я решил оставить это имя… Герострат – оно мне очень подходит. Вот и все, что касается моего опыта в психиатрии. Я уже давно хотел поговорить с вами об этом, потому что вы, вы же специалист по моей болезни. Во всяком случае, в больнице мной были довольны. Они меня выпустили, недавно. Поставили под усиленное попечение, нашли мне двухкомнатную квартирку с кухней вблизи Сен-Уанских ворот, в ЗГР.
18
Транксен, Могадон и Халдол – лекарственные препараты, применяемый при различных клинических состояниях, действующие преимущественно на центральную нервную систему.
– Где?
– В ЗГР, зоне городской рединамизации. Сложный, требующий особого внимания квартал, там небезопасно жить. Но это неплохо. А вот усиленное попечительство – это жестоко. Мой куратор распоряжается деньгами, которые я не успел сжечь, только он не хочет отнестись ко мне с пониманием. Так боится, что я сожгу деньги, что дает мне только монеты, и то немного. Иногда на меня находит тоска оттого, что нечего положить в камин. Но неважно, мораль этой истории такова выиграть в лотерею еще не значит быть счастливым. Это подтверждено социологическим исследованием.