Мессалина. Трагедия императрицы
Шрифт:
— Мнестер, ты мне нужен, — сразу перешла Мессалина к делу. — Помнится, ты был неплохим наездником. Надеюсь, ты еще в состоянии оседлать горячую кобылицу и проскакать на ней пару стадий?
Подойдя к актеру, она прижалась к нему, ощущая, как каменеет тело мужчины. Но перепугавшийся Мнестер совершенно не желал возобновления их отношений: одно дело наставлять рога императорскому шуту, и совсем другое — императору великого Рима.
— Но, домина…
— Для тебя я просто Мессалина…
Ее рот прижался к его губам, и актер понял, что попал в
— Но Клавдий… — начал он, задыхаясь. — Я не могу, домина. Я верен своему императору и даже в помыслах не желаю оскорбить его величество.
— Может, жаловаться на меня побежишь? — недобро прищурилась его бывшая любовница и, не дождавшись ответа, махнула рукой: — Иди, поплачься. Порция тебя проводит.
— Зачем же? Я и сам смогу найти Клавдия Цезаря, — осмелел актер, внимательно разглядывавший свои пальцы на предмет чистоты ногтей.
— Дурачок, — в голосе Мессалины звучало почти сострадание, — она нужна, чтобы привести тебя назад. Потому что, если мой муж не кинется тебя защищать, то ты явишься ко мне и приложишь все свои силы, чтобы мне было хорошо, иначе тебе самому станет плохо. А теперь иди скорее к своему императору, пока я не передумала.
Недоверчивый Мнестер действительно отправился жаловаться Клавдию на домогательства его жены, а Мессалина велела приготовить ей ванну и застелить постель. О, она слишком хорошо знала своего супруга, чтобы сомневаться в успехе своего предприятия.
Трясущийся от страха актер нашел Клавдия в его покоях. Император раскинулся на ложе, рядом с которым стоял уставленный деликатесами столик, и любовался на танец рабынь откуда-то с Востока. Одетые в полупрозрачные одеяния, те, призывно покачивая бедрами, скользили перед ним, демонстрируя свои прелести.
При виде актера, про которого шла молва, будто тот ублажал его племянника, Клавдий нахмурил брови и недовольно поморщился:
— Чего тебе надо? Я принимаю просителей по утрам.
Мнестер перетрусил еще больше: как бы не попасть из огня, да в полымя, и заюлил, заглядывая в тусклые императорские глаза:
— Клавдий Цезарь, у меня к тебе большая просьба… В знак особого расположения… Твоя супруга Мессалина… Разумеется, мне и в голову не приходило ничего подобного… Я ей сказал, а она… Зачем я ей нужен, если ты…
От этой тарабарщины настроение Клавдия упало еще больше. Так все было хорошо, и на тебе — ввалился какой-то актеришка и не дает насладиться причитающимися ему по праву благами. Разобрав последние слова, он протянул в сторону навязчивого просителя открытую ладонь, призывая к молчанию, и Менестр осекся на середине фразы.
— Ничего не понял из твоего бормотания… Моей жене что-то от тебя надо?
— Да, — ошарашенно откликнулся Мнестер, не ожидавший подобного приема.
— Ну так сделай, как она просит, и не докучай мне своими жалобами, — отмахнулся Клавдий.
За спиной изумленного таким поворотом дела Мнестера тихо хихикнула Порция. Глупец! Нашел кому жаловаться! Подождав немного, она тронула мужчину за руку:
— Пойдем,
И красавцу-лицедею ничего не оставалось, как побрести за разбитной служанкой назад в покои императрицы, где его уже ждала успевшая принять ванну Мессалина. Казалось, ее даже позабавило обескураженное выражение лица ее бывшего-будущего любовника.
— Иди ко мне, — поманила она его пальцем, — и если сильно постараешься, то в накладе не остаешься…
С супружеской верностью было покончено раз и навсегда. С той поры Мессалина будто забыла, что она замужняя матрона, владычица огромного государства. Какое ей было дело до народа и его проблем? Это удел политиков, к которым относится ее муж, а ее дело — украшать собой его жизнь, а если супругу этого не надо, то она оденется красиво хотя бы ради себя. Мужчины нужны для флирта, развлечения и получения телесных наслаждений.
Увлекшись Мнестером, Мессалина не замечала, как летело время, пока однажды не столкнулась в коридоре с Ливиллой, мило болтавшей с младшим Сенекой. У обоих предательски сияли глаза, и императрицу аж затошнило от злости: ну почему других женщин любят нормальные мужчины, а ей достались сопливый замухрышка-император и презренный красавец-актер?
В ее хорошенькой голове созрел коварный план, и она, недолго думая, отправилась к мужу, чтобы воплотить его в жизнь. Ей повезло: Клавдий в кои-то веки вспомнил о существовании своей супруги и повелел найти ее и пригласить в его покои.
При виде Мессалины, не раз дававшей ему хорошие советы, он подобрел и даже сделал несколько шагов навстречу, протягивая жене руки:
— А ты хорошеешь день ото дня. Еще немного — и станешь первой красавицей Империи.
Императрица с состраданием посмотрела на своего мужа, никогда не умевшего разговаривать с женщинами. Это же надо ляпнуть такую глупость: да она уже сейчас первая красавица Рима, а этот город, как известно, средоточие всего самого красивого и дорогого. Не может же он серьезно думать, что ее интересует мнение провинциалов насчет ее внешности!
— Спасибо, дорогой, недаром говорят, что ты — кладезь премудрости и самый примерный муж на свете.
Только что выпроводивший из своей постели прелестную Сциллу, бравшую за час любви не меньше пятисот сестерциев, Клавдий буквально раздулся от гордости: только благодаря его хитрости и изворотливости его супруга и помыслить не может о мужниных изменах.
Клавдий, как всегда, в житейских вопросах был глуп, как осел, и слеп, как крот. Разумеется, Мессалина была осведомлена обо всех его похождениях, а при некоторых даже присутствовала. Нет, она не держала канделябр, стоя рядом с постелью, но разве для того, чтобы посмотреть на проказы постылого мужа, надо обязательно быть где-то рядом? Достаточно того, что в стенах дворца было сделано несколько хорошо замаскированных глазков, и можно было спокойно наблюдать за похождениями любовников, не привлекая их внимания.