Мессир Константин. Дом колдуна

Блум Мэри

Щеку вдруг порезал взгляд девицы слева, что массировала его иссохшее тело и усиленно растягивала губы, пытаясь скрыть, что ей противно. То же на лице и у девицы справа. А ведь он еще совсем не старый. Все принимают его за дряхлого старика, которому уже под сотню, а ему лишь пятьдесят три. Однако у всего есть цена, и Темнота тоже выкатывает свою цену — порой слишком высокую, но он всегда ее платил. Всю свою жизнь, всего себя потратил на то, чтобы обрести силу и добиться уважения. Чтобы что? Чтобы какой-то мальчишка, пришедший из ниоткуда, смел в него плевать? Выставлять за порог? Навязывать свои правила?..

Этот молокосос просто зарвался. Да ему

даже рубля платить стыдно! Не хотел отдать кольцо по-хорошему, будет гораздо жестче. Что он думает, что Змееуст не заберет свое бесплатно?

Ep. 18. Дерзкая провинция (II)

После обеда мы покинули гостеприимный дом, откуда нас буквально были рады выставить. Братец лично проводил нас до двери и лично ее за нами захлопнул, когда мы с улыбкой пообещали, что обязательно заедем еще. Вкусные у них обеды.

— А вечером нас пригласили в один модный клуб, — объявил Глеб, пока мы шагали к машине. — Если верить блондиночке, а после трех раз у меня нет причин ей не верить, местечко там роскошное. А то ты вечно жалуешься, что по одним забегаловкам ходим… Смотри, как о твоих интересах пекусь!

Ага, даже в минуты оргазма ты печешься исключительно о моих интересах. Как мило.

— Так что посмотрим, как отрывается развратная столица. Окунемся в мир похоти и гордыни, — подытожил друг и плюхнулся за руль. — Ну а теперь куда? Домой или еще покатаемся?

— К деду, — после паузы ответил я.

Вообще, он сейчас далеко отсюда, в Родном поле, в его родной земле — но мне захотелось взглянуть на еще один дом, который я мог назвать своим. Мой личный водитель без лишних вопросов завел машину, и, петляя по мощеным улочкам, наш спорт-кар помчался к новой цели. Дорогу мы оба отлично знали: Глеб приезжал туда с братьями и отцом на каникулы, а я прожил там целых шесть лет, которые дед посвятил исключительно мне.

В мои три года он забрал меня от отца, ужаснувшись условиям, в которых я рос. Дед тогда уже отошел от дел и, обосновавшись в столице, пытался влиться в ее светскую жизнь. Оборотистый, хозяйственный, но немного наивный — своим трудом, своим умом он заработал себе статус дворянина, спас бизнес разоряющегося рода, женился на наследнице и думал, что этого будет достаточно, и хотя бы на старости лет хотел, чтобы общество его наконец приняло. Однако недооценил чужой снобизм — и люди, которые с радостью принимали его деньги, с кислыми минами принимали его самого. Своим в этой тусовке он так и не стал. Зато, нагрянув в гости к отцу, внезапно обнаружил меня, нетронутого как чистый лист, и выбрал себе новое занятие: воспитать из меня аристократа. Отец особо не возражал, если дед не будет препятствовать его планам воспитать из меня колдуна. Дед тоже не возражал.

В итоге воспитывали они меня на пару: один твердил “ты станешь сильным колдуном, от которого все будут шарахаться”, другой — “ты станешь дворянином, заведешь знакомства, будешь сходиться с императором, высоко поднимешься”. В одном месте меня учили показывать факи, в другом — манерам и этикету. Одному был нужен отвязный колдун, другому — утонченный аристократ. Сложно даже объяснить, как они тогда рвали мне мозги — потому что две эти максимы друг с другом не сочетались никак.

— Приехали, — Глеб остановился у дома, который раньше снимал дед.

Из двухэтажного особняка за витой оградой раздавались музыка и голоса — сейчас там жили совсем другие люди. Глазами я легко нашел окно своей бывшей комнаты, где стоял каждые выходные с утра, прислонившись ладонями

к стеклу, и ждал отца, который приезжал за мной. Иногда он опаздывал, иногда отменял, но за все шесть лет, что я жил неподалеку с дедом, ни разу не пришел просто так, чтобы проведать меня, принести какую-нибудь игрушку, спросить, как дела. А ведь до какого-то момента своей жизни я его почти боготворил — типичная ошибка ребенка, которым пренебрегают.

— Да, ты-то был его любимым внуком, — немного с завистью протянул Глеб, стоя рядом и думая о чем-то своем. — Потом Сеня потому что умный, потом Женька потому что послушный, а я вообще последний… Помнишь, как он меня называл? Маленький дикарь, — довольно, даже гордо хмыкнул он.

Ну да, до появления меня в Родном поле основным развлечением Глеба было драться с деревенскими мальчишками. Можно сказать, я внес разнообразие в его жизнь. Зато мои манеры пошли корове под хвост.

— А каково это — быть самым любимым? — всерьез задался вопросом друг.

— Дед всех любил.

Он был из тех, кому нужны любимые. В отличие от моего отца.

— И все-таки ты был самый-самый! — не унимался Глеб. — Так хотелось тебе за это навалять! А ты на меня даже не жаловался…

— А должен был?

— Мне тебя в пример ставили, между прочим. Прям как Женьку! Только ты не плакался, как он…

— Мне просто нравилось тебя бить, — отозвался я.

Каждый раз, когда Глеб приезжал с отцом и братьями в гости, все манеры, которым меня так тщательно обучал дед, мигом забывались. С Глебом мы сцеплялись чуть ли не с порога — по любому поводу — и лупили друг друга до самого их отъезда обратно в Родное поле. Вопли тогда носились по всем углам. Сеня нас даже не разнимал, просто ходил в наушниках, а Женька усиленно старался не попасть под раздачу, радуясь, что хоть здесь Глеб кидается не на него.

Однажды я слышал, как дед ругал дядю Николая, что младший у него растет дикарем, и даже предлагал забрать его к себе, чтобы воспитать вместе со мной. Но дядя ни в какую не хотел отдавать сына и даже сказал: какой нормальный отец отдаст? А мой меня отдал — мне тогда очень не понравилась эта мысль. И всякий раз, когда Глеб пытался мне навалять за то, что я более любимый внук, я хотел ему навалять за то, что он любимый сын.

Ну а потом дед умер. В один нелепый солнечный день я пришел из гимназии домой, а слуги сообщили, что его больше нет. Отец как всегда оказался в своих бесконечных разъездах. Его никогда не было рядом, когда он был нужен. Зато к вечеру приехал дядя, организовал похороны и забрал меня к себе. Отец и тут не возражал и из еженедельного стал ежемесячным. А иногда приезжал и реже. Приезжал, давал задания, проверял предыдущие, делал свои дела — наивно думать, что приезжал он только ко мне — и уезжал. А я оставался… Первое время чувствовал, что я совсем один, а потом вдруг понял, что пока рядом Глеб — а он с тех пор всегда болтался рядом — я не один. Друг, конечно, не заменял отца, но рядом с ним отец был мне не так нужен. А потом и вовсе отпустило.

На улице уже начало заметно темнеть, когда мы поужинали. Ни родственников, ни знакомых, к кому можно вломиться — вернее, совершить визит вежливости, как говорят на столичный манер, — у нас в городе больше не имелось, так что пришлось довольствоваться рестораном. Съев по паре стейков, мы расплатились и вернулись к машине.

— Ну а теперь в клуб, — заявил Глеб, нетерпеливо потряхивая ключами. — Моему члену нужно общение!

— А он сегодня еще не наобщался? — уточнил я, усаживаясь в кресло.