Мессия Дюны
Шрифт:
Ответ его разил в самое сердце, в самые глубины его. Отняв руку от ножа, она спросила:
— А почему ты считаешь, что брат мой губит себя?
— Ох, девочка! Где же твои таинственные силы? Разве ты не способна подумать?
Сдерживая гнев, она ответила:
— Подумай за меня, ментат.
— Отлично, — он обежал взглядом эскорт, вновь поглядел вперед. За северной кромкой Барьерной Стены показался край Арракинской равнины.
— Вот симптомы, — начал он. — Твой брат содержит официального
— Это дар от фрименских наибов.
— Странный подарок… — проговорил он, — зачем друзьям окружать его подобострастью и лестью? Неужели вы сами не слышали слов панегириста: Муад'Диб, просвети люди своя! Умма-регент, Император наш! Воды его драгоценны и изобильны, как фонтан неиссякающий. Счастье, расточаемое им, пьют души всех людей во Вселенной. Тьфу!
Алия невозмутимым тоном ответила:
— Если я передам твои речи нашей фрименской охране, они тебя изрубят в лапшу.
— Пожалуйста.
— Мой брат правит согласно божественно установленному порядку.
— Зачем говорить то, во что вы и сами не верите?
— Что ты знаешь о моей вере? — Вдруг оказалось, что, невзирая на все знания и навыки Бене Гессерит, она не в силах подавить дрожь. Слова гхолы подействовали на нее неожиданным образом.
— Вы же только что приказали ментату взяться за расчеты, — напомнил он.
— Никакому ментату не может быть ведомо, во что я верю! — и она дважды глубоко, с дрожью, вздохнула. — Как ты смеешь судить нас?
— Судить? Ни в коей мере.
— Ты и представить себе не можешь всех наших познаний!
— Во-первых, вас обоих учили править, — отвечал он, — в вас воспитывали жажду власти. Вас обучили видеть насквозь все уловки политики, все глубокие тайны религии и войны. Естественный закон? Что в нем естественного? Этот миф паразитирует на истории человечества! Это же призрак, привидение! Он и нематериален, и нереален. Или вы считаете, что «естественный закон» обрел воплощение в вашем джихаде?
— Это пустая трескотня, ментат, — отвечала она.
— Я слуга Атрейдесов и нелжив в словах.
— Слуга? У нас нет слуг, только ученики!
— И я учусь — постижению, — отвечал он, — детка, запомните это и…
— Не смей называть меня деткой! — отрезала она, выдвинув крис наполовину из ножен.
— Поправка введена. — Он посмотрел на нее, улыбнулся и вновь взялся за управление и пилотирование. Возведенная среди утесов Цитадель Атрейдесов уже виднелась вдали — они подлетали к северным пригородам Арракина. — Безусловно, вы существо Древнее, но воплощенное в теле, едва вышедшем из детства, — проговорил он. — И теперь тело это волнует вновь обретенная женственность.
— Просто не знаю, почему я тебя слушаю, —
— Вы слушаете меня лишь потому, что знаете, как глубоко я предан вашему брату, — отвечал он. — И мои поступки для вас и понятны, и объяснимы.
— В тебе нет ни понятного, ни объяснимого. Кажется, ты — самое сложное существо из всех, кого я знаю. Как узнать, что могли тлейлаксу встроить в тебя?
— Намеренно или по ошибке, — произнес Хейт, — они наделили меня способностью изменяться.
— Опять дзенсуннитские притчи, — обвиняющим тоном сказала она. — Да, мудрец изменяет себе, а глупец живет лишь для того, чтобы умереть. — Передразнивая его, она повторила: «Учусь постижению…»
— Человек не может различить причин озарения и его сути.
— Что за новая загадка?
— Я разговариваю с пробуждающимся разумом.
— Я все расскажу Паулю.
— Он уже слышал почти все это.
Не скрывая любопытства, она произнесла:
— Интересно. И несмотря на это, ты еще жив… и свободен? Что же он ответил?
— Он расхохотался и ответил: «Люди не будут повиноваться бухгалтеру. Им нужен повелитель, который будет защищать их от всех перемен». Но он согласился со мной в том, что представляет собою основную угрозу для собственной империи.
— Почему он заговорил об этом?
— Я сумел убедить его в том, что понимаю все его трудности и способен помочь.
— Ну и что же ты пообещал ему?
Гхола молчал, бросив топтер на подветренное крыло, чтобы опуститься на крышу цитадели возле охранников.
— Я требую, чтобы ты все рассказал мне.
— Я не уверен, что вы поймете…
— Ну, это решать не тебе! Повелеваю, немедленно говори!
— Позвольте мне сперва приземлиться, — отвечал гхола. Не дожидаясь согласия, он выпустил главные посадочные опоры и, затормозив широко раскрытыми крыльями, опустился на ярко-оранжевую площадку, поднятую над крышей.
— А теперь — говори! — приказала Алия.
— Я сказал ему, что иногда нет ничего сложнее, чем продлевать собственное существование.
Она покачала головой:
— Это же… это же…
— Горькая пилюля, — закончил он за нее.
— Горькая чушь!
— У величайшего из владетельных графов и у презреннейшего из наемных серфов одни и те же проблемы. И ты не наймешь никого, кто решил бы их за тебя, будь он даже ментат. В писаниях и в чужих свидетельствах напрасно искать готовых ответов. И некому перевязать рану: ни слуге, ни ученику. Человек должен залечить ее сам, прежде чем у всех на глазах истечет кровью.