Мессия
Шрифт:
– Потому что она очень секретная. Мы не рекламируем факт нашего существования.
– Мы? Вы принадлежите к этой церкви, сэр?
– Да. Да, принадлежу.
– Тогда почему вы звоните?
– Потому что боюсь. Я слушаю то, что говорит Израэль, а он теперь беспрерывно твердит о гневе Господнем и подготовке ко Второму пришествию. Раньше он был гораздо спокойнее, но в последнее время стал действительно... беспощаден. Разумеется, в своих проповедях. Ни о чем другом я не знаю. То есть я хочу сказать, что о случаях совершения им физического
– Вы живете общиной?
– Нет, но нам не разрешается никому разглашать нашу приверженность Учению. Не все готовы к истинному слову так, как мы. Вот почему я звоню вам анонимно. В определенные дни мы собираемся в храме, изучаем Библию и разделяем с верными трапезу, но живем каждый у себя дома.
– У вас есть адрес этой церкви?
– Да.
– Не могли бы вы сообщить его?
– О да. Простите. Филлимор-Террас. Номер тридцать два. Это слева, если вы идете с Хай-стрит. Большой красный дом. Вы его не пропустите.
– Вы вроде бы сказали, что это церковь?
– Ну, в общем, что-то вроде этого.
– Что вы имеете в виду?
– Здание не церковное. Но в нем находится церковь.
– В этом здании?
– Да.
Джез присвистывает сквозь зубы.
– И по каким дням недели вы занимаетесь изучением Библии?
– По вторникам, пятницам и воскресеньям.
– Пятницам? Но сегодня пятница.
– Да, но это начинается в семь тридцать.
– В семь тридцать вечера?
– Да.
– Значит, – Джез смотрит на свои часы, – через час.
– Да.
– Вы будете там?
Пауза.
– Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
– Сэр, вы бы очень помогли, если бы согласились встретиться...
– Я не могу. Вы не понимаете. Нам не разрешено говорить о церкви за пределами ее стен. Нам не разрешено говорить о том, что мы принадлежим к ней. Нам не разрешается сообщать о существовании церкви. Израэль убил бы меня, если бы я сделал это.
Убил меня.
– Вы это говорите в буквальном смысле? Что он убил бы вас?
– Хм... Да, я думаю, да.
– А за что бы он вас убил? За то, что вы упомянули о церкви, или за то, что заподозрили в нем убийцу?
Вопрос остается без ответа.
– Вы знаете, какое любимое высказывание у Израэля?
– Какое?
– Что Христос был предан одним из Его учеников.
84
Поскольку Ред так и не вернулся с консультации, Кейт с Джезом отправляются на Филлимор-Террас вдвоем.
На одной стороне улицы теснятся поблекшие, но сохраняющие следы былого величия старые здания, а на другой бросается в глаза свежая, еще не потускневшая от возраста и городских дымов кладка новых строений. Джез и Кейт движутся меж двумя мирами, старым и новым, и, пройдя мимо сложенного из бледного песчаника здания Кенсингтонской объединенной реформистской церкви, останавливаются у дома тридцать два.
Джез нажимает на дверной звонок. Изнутри слышатся
– Входите, дети мои.
Он огромен. Огромен. Росту в нем никак не меньше шести футов восьми дюймов. Массивная голова увенчана ежиком волос, желтых от воздействия перекиси, с черными корнями. Рукава его черной рубахи закатаны, открывая взору похожие на дубовые перила предплечья и чудовищные кулачищи.
Он заполняет почти весь дверной проем. Свет из холла позади обрисовывает очертания его тела, создавая вокруг него нечто вроде ауры. В мешках под глазами затаились враждебность и испуг. Его баритон громыхает злобой.
– Я ждал других гостей. Кто вы?
– Вас зовут Израэль? – спрашивает Кейт.
– Я спросил, кто вы. Будьте добры ответить.
Кейт достает свой жетон и держит его где-то между своей грудью и его талией.
– Детективы-инспекторы Джез Клифтон и Кейт Бошам.
Он более чем на фут выше Кейт и, вероятно, в два раза тяжелее, но ее это не смущает.
– Да, я Израэль. Что вам нужно?
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Боюсь, что сейчас это невозможно.
– А я боюсь, что придется.
– Вам надо будет прийти как-нибудь в другой раз.
– Нет. Сейчас самое время. Но если хотите, мы можем поговорить с вами после того, как вы закончите с сегодняшними библейскими занятиями. Заодно и послушаем.
Израэль явно растерян. Похоже, из-за того, что им известно об изучении Библии.
Света в проеме становится больше, а фигура Израэля словно съеживается. Они не сразу понимают, что он просто отступил назад от двери, чтобы дать им войти.
Дверь плотно, со щелчком закрывается за ними, и они следуют за Израэлем вверх по лестнице. Под ногами темно-зеленый ковер, по обе стороны темно-красные стены и картины в рамах, сопровождающие подъем, как рекламные плакаты над эскалаторами в метро. Точнее, не картины, а стилизованные под старину офорты, изображающие бородатых мужчин в старинных одеяниях. Лица у них разные, но эти люди явно принадлежат к некой общности.
К какой именно, Джез понимает, только поднявшись до пятого портрета – изображения человека с большим ножом в правой руке.
Это апостолы.
Петр с ключами, Фома с архитектурным угольником, Симон с пилой. Остальных узнать труднее.
Джез слегка подталкивает Кейт локтем и кивает на картины. Она поднимает брови. На вершине лестницы Израэль поворачивает налево и заводит их в светлый ультрасовременный кабинет, никак не вяжущийся с общей стилистикой здания. Впечатление такое, будто ты, шагнув за дверь клуба джентльменов, оказался в операционной. Очевидно, это офис Израэля. Посреди комнаты массивный стеклянный письменный стол; в углу смыкаются две стоящие у стен софы; выше двери, чуть слева, в стену вмонтирован телевизор. На потолке яркие галогенные светильники.