Мессия
Шрифт:
Верующие встают и гуськом покидают помещение. Их головы склонены, лица прикрыты капюшонами, так что на Кейт и Джеза никто не смотрит. Проходя в дверь, один из сектантов наступает на подол своего долгополого одеяния, теряет равновесие и, начиная падать, инстинктивно хватается за того, кто подвернулся.
Подвернулся Джез.
Падающий хватает его за лацкан, и инерция увлекает обоих на пол. Чтобы не грохнуться на спину, Джез изгибается и подставляет руку. В следующий миг он ощущает острую боль – ладонь обдирается о каменный пол.
Люди в накидках цвета индиго толпятся вокруг них, поднимая обоих
– Тебе удалось разглядеть...
Рядом с ними звучит голос Израэля:
– Я прошу прощения за эту неприятность. Нелепая случайность, ничего больше. С вами все в порядке?
– Да. Все в порядке, спасибо.
Джез рассматривает ладонь.
– Я всего лишь ободрал кожу, оттого и кровь. Выглядит это хуже, чем на самом деле. Полагаю, я буду жить.
Он улыбается.
Израэль не улыбается. Он не отрывает взгляда от руки Джеза. На конце его носа выступает капелька пота.
– Что с вами? – спрашивает Кейт.
Израэль отступает от Джеза.
– Кровь. Не выношу вида... крови. Прикройте это. Пожалуйста.
Джез и Кейт смотрят на него в изумлении.
– Серьезно... я не шучу... у меня гемофилия... я не выношу ее вида... Меня от этого...
Закончить фразу Израэлю так и не удается. Он падает в обморок.
85
Джез и Кейт склоняются друг к другу за угловым столиком в переполненном пабе. Они все пьянее и пьянее. Бармен вытягивает руку над головой Джеза и звонит в колокольчик.
– Делайте последние заказы в баре, пожалуйста. Кейт указывает на остатки в пинте Джеза.
– Еще одну?
– Ага. Почему бы и нет? Если уж завтра все равно страдать от похмелья, так уж по полной программе.
– Тебе взять?
– Пожалуйста.
– Джез, от пива толстеют.
– Так говорят. Но ведь это углеводы и жидкость, ничего больше. Идеальный питательный раствор для атлета вроде меня.
Кейт морщит нос и встает. Ее поводит в сторону, и, чтобы сохранить равновесие, ей приходится опереться рукой о спину человека, сидящего за соседним столиком.
– Простите, – говорит она. – Малость перебрала. Кейт идет к стойке бара, сосредоточиваясь на каждом шаге.
Маленький паб рядом с Кенсингтон-Черч-стрит, где они так основательно набрались, представляет собой в их глазах оплот нормальной человеческой жизни, находящийся всего в четверти мили от искаженного мирка Церкви Нового Тысячелетия с ее тоталитарным устройством. Израэль обладает такой властью над умами и сердцами людей, верящих в его божественность, что в его воле заставить их совершить что угодно. Он властен даже над их жизнью и смертью, как Серебряный Язык.
За исключением того, конечно, что Израэль не Серебряный Язык. Собственно говоря, после того как он хлопнулся в обморок, дальнейший допрос потерял всякий смысл. Порез на руке Джеза был в дюйм длиной, и кровотечение прекратилось в считанные минуты, Израэль же отреагировал на это так, будто Джез вскрыл перед ним вены. А на местах преступлений пролились реки крови. Реки!
Человек с такой сильной реакцией на крохотный порез никак не мог быть тем, кого они ищут. Ну а если Израэль действительно
Правда, когда Израэль пришел в себя, они все равно допросили его, в соответствии с положенной процедурой.
– Вы знаете, что вы делали в такие-то и такие-то ночи, сэр?
Разумеется, чтобы отчитаться за все даты, Израэлю требуется свериться с дневником, но он с ходу отвечает, что первые два месяца из интересующего их периода провел в Соединенных Штатах.
– Вы можете это доказать, сэр?
– Да, конечно. Вот здесь, в моем паспорте. Отметка о прибытии, аэропорт Кеннеди, восемнадцатое апреля девяносто восьмого года. А вот и отбытие, через аэропорт О'Хара, девятого мая того же года. С субботы по субботу, ровно три недели.
– Большое спасибо, сэр. Просим прощения за беспокойство.
В результате Израэль даже не опоздал на трапезу со своими приверженцами. Правда, у Кейт и Джеза возникла мысль о том, не является ли исполнителем убийств кто-нибудь из паствы, делающий это по велению Израэля. Идея казалась смехотворной по причине кротости и покорности членов секты. В любом случае эту версию можно будет проверить и в понедельник утром.
После завершения той провальной беседы Джез с Кейт угнездились в уголке паба "Слон и замок" в окружении обтекающей их приливами и отливами пятничной толпы. Их разговор хоть и не затрагивает это дело напрямую, но вертится вокруг да около, в постоянной готовности быстро вернуться к теме, которая навязчиво не отпускает их уже на протяжении шести месяцев. Они говорят о душевном состоянии Реда и его консультациях, после чего переходят к обсуждению психотерапии как таковой; оба сходятся во мнении, что характерная для британцев антипатия к психотерапевтам лишает людей с реальными проблемами возможности выговориться. Это приводит их к роли самаритян, возвращает к убийству Джуда и снова к общим вопросам, связанным с суверенностью личности и анонимностью.
Кейт возвращается с выпивкой: пивом для Джеза, водкой с тоником для себя. Когда она ставит бокал на стол, пиво слегка расплескивается.
– Тут, на днях, Ред сказал мне нечто забавное, – говорит Кейт.
– Что?
– На днях... я имею в виду несколько месяцев тому назад. Еще летом.
– И что он сказал?
– Он спросил, нет ли между нами особых отношений.
– Между кем это "нами"?
– Между мной и тобой.
– И что ты сказала?
Кейт ищет ответа в своем бокале. Прозрачность водки тронута желтизной лимона.
– Не помню. Да и не важно.
Смелости начать этот разговор у нее хватило, но теперь решимости поубавилось.
– Нет уж, выкладывай, Кейт. Теперь отступать поздно. Что ты сказала?
– Я все отрицала.
– И он тебе поверил?
– Не знаю.
Джез цедит пиво, поглядывая на нее над ободком бокала.
– Он, наверное, знает, что у тебя есть приятель?
– Конечно знает. Но все же...
– Что "все же"?
– Ну, это же явление распространенное, верно?
– Что?