Месть Атлантиды 2. Королева
Шрифт:
– Мама, - Элика недобро поджала губы.
– Оставим официальные бумаги и политику на какое-то время. Когда я вернулась, ты расспрашивала меня, что же он со мной сделал, только я не стала тебе этого говорить. Мне было больно снова переживать это даже в мыслях. Ты все еще хочешь это знать?
– Элика, дитя...
– Лаэртия, отложив свитки, присела рядом с дочерью и взяла ее ладони в свои.
– Проговори свою боль и отпусти ее окончательно. Я мать и ни в чем не смею тебя осуждать.
– Осуждать меня?
– За то, чего боишься ты сама и в чем себе никогда не признаешься. В этом нет ни одной твоей вины. Но полно. Расскажи
Элика, все еще не сумев прогнать чувство бессильной ярости, выпрямила спину и устремила взгляд в стену.
– Тогда я думала, что самое страшное - это то, что меня везли всю дорогу закованную в цепи, как презренную рабыню. Я ведь полагала, что с правителем дружественной империи можно будет договориться на месте. У меня даже была скрытая надежда, что меня подвергли варварскому обращению против его воли. Тебе известно, что я пошла на сделку, чтобы дать свободу двум женщинам нашей империи. Я почти победила свой страх до той самой поры, пока мои ноги не ступили на черный мрамор плит его обители. И вот тогда... Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что моя жизнь отныне превратится в кошмар. Он наказывал не меня. Он отыгрывался за всех женщин Атланты только за то, что их боевой дух и право перворожденной нации оскорбляет его патриархальные устои, -Элика выдохнула и рванула корсет в стороны.
– Сейчас ничего не осталось. Но если ты проведешь пальцами, ты ощутишь кожей едва заметные рубцы. Это его плеть. За то, что я не стала перед ним на колени!
– Дитя, довольно, -Лаэртия похлопала дочь по напряженным плечам, но Элику было уже не остановить.
– Ты скажешь мне - гордись, ты не преклонила колен... Мама, ты ошибаешься. Я это сделала. Лишь бы не терпеть снова такую боль. Колени на полу - не самое страшное из того, на что я пошла под угрозой боли. Ничего нет страшнее этого. Даже ласка рабыни, которую мне пришлось отдавать, ничего не соображая от страха. Даже когда я пережила насилие туда, куда не предназначено природой! Даже когда он надел на меня ошейник и заставил целовать свои ноги. И я сделала это под угрозой боли и перспективой метки раскаленным железом! Я прекрасно понимаю косые взгляды горожан сегодня. Наследная принцесса пресмыкалась перед мужчиной презренной империи, словно жалкая рабыня! А знаешь, что самое страшное?
– Дочь, прекрати!
– сердце Лаэртии словно объяло пламенем, и она вытерла испарину с высокого лба.
– Ты выжила! Ради того, чтобы вернуться ко мне. Ты проявила мудрость, а не слабость.
– Нет, мама! Знаешь, что было дальше? Я отвечу. Спустя время я больше не желала иного обращения! Когда я взлетала к чертогам Криспиды, я называла его Хозяином и хотела, чтобы он втоптал меня в грязь еще сильнее! Понимаешь? Он отравил меня своей одержимостью!
– предательские слезы сжали горло Эл.
– Теперь ты понимаешь?!
– Что, если я скажу тебе, что ты счастливица, потому что избежала клейма рабыни?
– Лаэртия ласково погладила дочь по щеке, снимая слезы.
– Потому что... Твой отец его не избежал.
– Что?
– широко раскрыла глаза Элика.
– Как? Кто с ним это сделал?
– Я, дитя мое.
Элика, казалось, на миг забыла о своих ранящих душу воспоминаниях. Сказанное не укладывалось в ее голове.
– Даже этим мне не удалось его сломать и растоптать. Именно тогда я поняла, что он избран богами. Я много лет вела политику нашей женской абсолютной силы и несгибаемости, это наша религия, ее не отнять и не переписать. Легенда гласит, что некогда мужчины были наделены абсолютной силой. Роль добытчика и хозяина домашнего пламени закрепилась за ними с давних времен. Но после они восстали против Антала, и начали использовать свою силу в целях хаоса и разрушения.
– Мне кажется, или ты собираешься записать Касса в легион сильных и достойных?
– нервно хихикнула Элика.
– Нет. В твоих жилах кровь твоего отца. Ты считаешь, ты сломалась? Нет. Принцу Кассиопеи не удалось. Ты выстояла!
– Я не могу поверить, что ты поступала так с моим отцом...
– принцесса моргнула и залпом опустошила кубок.
– Я не слушала Латиму, когда она пыталась мне рассказать...
– Любовь никогда не играет по правилам, дочь. Иногда она похожа на стремительный бег по чертогам Лакедона. Очень тонкая грань, и тебе ли теперь этого не знать!
Элика решительно посмотрела матери в глаза. Рассказ об отце вызвал в ее душе смятение чувств, и она поспешила вернуться к главной цели своего разговора.
– Мама, относительно соглашений... Более зимы с момента их подписания ты не имеешь права объявлять им войну, верно?
– К сожалению, это так, Элика.
– Но, когда к власти приходит королева-наследница, все прежние соглашения, сразу теряют свою силу?
– Дочь!
– Лаэртия прокляла себя за излишнюю самонадеянность. У Антония не в меру длинный язык.
– Это так, но после того, что ты пережила... К тому же, до официальной возможной твоей коронации три декады времени...
– Но никто не запрещает провести ее раньше, верно? В книге жизни есть упоминание лишь о том, что по достижению девятнадцати зим королева должна принять правление во всех сферах, но ведь если в день моего появления на свет я только взойду на трон, я не смогу этого осилить за один круговорот!
– Элика, я не могу тебе в этом отказать, и ты это знаешь. Но подумай. Тебя не примут единогласно. Многие высказываются против тебя как королевы. Если не все атланцы тебя признают...
– Они признают. И признают все. Потому что я дам им то, что они жаждут почти что с моего появления на свет. Власть, богатство и бег застоявшейся крови. Я подарю им войну. Войну, в которой наша победа будет безоговорочной.
В тот раз Лаэртия не стала комментировать решение дочери. Не потому, что была не готова. С самого начала она знала об этом. Переубедить дочь вряд ли удастся.
– Много войн я повидала на своем веку, - покачала головой матриарх.
– Очень много. Их причины почти всегда были различны и неоднозначны. Жажда власти. Богатства. Бег юной крови. Попытка доказать свою значимость. Одержимость идеей мирового господства. Месть. Непримиримость. Но никогда еще я не видела, чтобы причиной кровопролития стала любовь.
– Любовь?
– сжала губы Элика.
– Ты о чем?
– Только женщины нашей династии, познав любовь, познают вместе с ней жестокость и воинственность. Ты не с ним воевать хочешь. А со своими чувствами к этому мужчине! Любовь не смягчила тебя. Она ожесточила еще больше!
– Мама!
– Элика отшвырнула кубок в сторону, вскочив на ноги. Все внутри нее просто бурлило от слов королевы.
– Я - влюблена? Ты внимательно меня слушала? Этот человек ломал мою волю и избивал до крови. Как я могу любить его после этого?!