Месть Атлантиды
Шрифт:
Просто с самого начала, уняв мысли о мести, зашел и понял, что не сможет. Перед ним была не сестра врага, а маленькая, перепуганная и отчаявшаяся девочка. Ничего от властной ауры Кассия, кроме одинаковых глаз. Даже взгляд был иным.
Лэндал с недоумением вспомнил о своих планах воспитать из принцессы лучшую и самую искусную рабыню страсти всеми возможными методами. Но перед ним был ребенок! Скрепя сердце, Лэндал, мучаясь потом от сожаления и неправильности своих действий, решил начать с малого. Абсолютное послушание. Пожалуй, это будет легко.
День он посвятил тренировке девочки, вырывая из нее стоны и слезы страха и унижения. Покорность превалировала в ее сознании нереально сильно. Даже не пришлось прилагать особых усилий.
— За что ты так жесток со мной? — не имея ни сил, ни смелости подняться с колен, сдавленно спросила Вирсавия на исходе ночи.
— Благодари Кассия! — растерявшись от отчаяния и боли в ее голосе, словно обороняясь от непонятного ощущения, похожего на нежность, рявкнул Лэндал. — В его исполнении то, что ты пережила, считалось лаской!
После чего, на непослушных ногах, вылетел из комнаты, оставив плачущую невольницу в недоумении и слезах.
С этого дня сон покинул его. Непримиримый на поле боя, решительный в переговорах, не дрогнувший перед лицом ни единого врага, Лэндал не находил себе места. Стоило закрыть глаза, как он видел большие, чистые от пролитых слез глаза этой девочки. Такие ненавистно-знакомые и такие трогательно-чужие одновременно. Они словно преследовали его. Но принц запретил себе проявления какой-либо слабости. Похищение Вирсавии лишь отчасти преследовало цель отомстить Кассию. Основной же целью было желание рассеять тьму, завладевшую сознанием Эл. Он повторял себе это каждый раз, когда словами заставлял эту девочку, почти дитя, опускаться в унизительную позу покорности, проводить ночь, прикованной за запястье к постели, разучивать танцевальные движения танца плетей, который с самого начала поверг малышку в ужас.
"Все ради тебя, Элика, — успокаивал себя принц Атланты, когда собственная жестокость становилась морально невыносимой для него самого, когда желание обнять и успокоить Вирсавию, пообещать, что унижений больше не будет, становилось нестерпимым. — Душа твоя исцелится равноценным обменом, и ты позабудешь свое пребывание в чертогах этого приспешника Лакедона... Все для тебя, моя любимая сестра, пульсация моей крови, урожденная половинка, благословенная перстами Антала..."
Он остался верен себе. До последнего. За все это время он, помня о своей цели, не принудил кассиопейскую принцессу делить с ним ложе. Для этого не пришлось даже бороться со сжигающим кровь желанием. В его глазах, независимо от его действий, Вирсавия оставалась маленьким испуганным ребенком. Ради финального представления он заставлял ее полностью обнажаться перед ним, старался не замечать, как сильно такие действия ломали хрупкую психику девушки. Искушенный многочисленными, обожающими его наложницами, готовыми на все по щелчку его пальцев, Лэндал не испытывал интереса к занятиям любовью с женщиной, которая его не хочет, а тем более, боится сексуальных отношений больше порки плетью. К тому же, совсем ребенку. Он мог при желании усыпить ее страхи, научить получать удовольствие в своих руках, но, тонко чувствовавший эмоции других людей, прекрасно осознавал, что это в довершение к жестокому шоку плена и унижения окончательно сломает и без того надломленное существо.
"Ради тебя, только ради тебя, Эл, — повторял он себе, с тяжелым сердцем возвращаясь к Вирсавии и вновь проводя ее по кругам ада. — Скорее бы ты это увидела и успокоила свою душу..."
В один из таких дней пришло письмо от Кассия. Кратко и сухо принц Кассиопеи ответил отказом на пропозицию выкупить из рабства одного из своих лучших воинов, требуя передать эти слова Ксении Несравненной. Дальше были едва уловимые под сухим дипломатическим языком угрозы сравнять с землей Атланту за похищение его сестры, а также, противореча своим прежним словам, принц Кассиопеи словно пытался убедить Лэндала в том, что его вендетта лишена смысла, потому, как он не примет обратно в семью обесчещенную сестру. Это было похоже на правду. Свежо было в памяти повествование леди Электры, ныне испившей хмельной сок винограда из супружеской чаши вместе с Даланом Тракийским. С одной стороны,
Однажды Вирсавия сорвалась на крик. Просто устала плакать в попытке достучаться до сердца своего пленителя.
— Да что мой брат сделал?! Что?! Почему я терплю такие муки?!
— Твой брат... — начал было Лэндал, и слова застряли у него в горле. Грань. Он подошел к ней очень близко. Возможность чувствовать неосязаемые надломы собеседника, пару шагов до пропасти, присутствовала в нем с рождения. Глубоко вдохнув, он отвел взгляд, словно опасаясь, что расстроенный ребенок все прочтет в его глазах. Затем, резко вставая, спокойно процедил: - не твое дело. Если ты здесь, значит, было, почему и за что.
Вирсавия, казалось, покорилась своей судьбе, и это только еще сильнее разрывало сердце Лэндалу. Однажды она проплакала два круговорота солнца, не прикоснувшись даже к еде. Калиста с помощью отваров смогла остановить поток слез, и, поколебавшись, поделилась с принцем своими умозаключениями:
— Травы не помогут надолго. Я не знаю, что у вас происходит... И меня это не касается... Но, наверное, ты идешь не тем путем.
— Что же ты посоветуешь?
— Она ребенок, мой принц. Что поднимает настроение детям?
Бессонная ночь... Много недостижимых решений, вопросов в поисках ответа... "Я не варвар... Я не такой, как они... Что же я делаю? Я считал, что она должна остаться довольна уже тем, что я не овладел ею... Но она просто медленно засыхает... Имею ли я право менять ее судьбу таким образом? "
Решение пришло к принцу с первыми лучами солнца. После утренней тренировки на дворцовой арене он пришел в собственный сад, где жили под присмотром специально обученных экзотические животные со всего мира. Маленький детеныш оциллы выбежал навстречу, забавно перекатываясь с ног на голову, игриво подпрыгивая вверх и довольно мурлыкая. Когда Лэндал поднял его на руки, котенок смешно потерся о его щеки, тыкаясь носиком в губы, словно пытаясь расцеловать. Из всего выводка он единственный не проявлял агрессии; принц остался доволен такой реакцией питомца.
— Я его забираю!
...Вирсавия вздрогнула от шума открывшейся двери и затравленно уставилась на виновника своего кошмара. Но Лэндал улыбался! Не той, прежней, жестокой, неискренней улыбкой, что ломала ее светлые крылья. Девушка покачала головой, недоверчиво обхватывая себя, словно стремясь защититься от нелогичного прежде дружелюбия.
Принц, наклонившись, аккуратно опустил котенка на пол.
— К тебе гость.
Глаза девушки-ребенка расширились от изумления. Лэндал внимательно наблюдал за ней. Вот страх начал понемногу испаряться легкой дымкой, открывая прозрачность ласкового льда под полуденным солнцем. Вот тонкие, побелевшие губы изогнулись в робкой, нерешительной улыбке, разливая по девичьему личику тень умиления. Маленький котенок смешно склонил головку набок, изучая незнакомку, и уже в следующий миг, замурлыкав, засеменил к ее постели.
Лэндал вздрогнул, услышав по-настоящему искренний смех чужеземной принцессы. Забыв об его присутствии в комнате, девушка подхватила мурлыкающий пушистый комочек на руки и прижала к себе, закрыв глаза от удовольствия. Затем, словно опомнившись, бросила на принца осторожный взгляд.
— Он твой, — ответил Лэндал на невысказанный вопрос.
Вирсавия счастливо засмеялась, и чувство, похожее почти на отеческую нежность, несмотря на столь небольшую разницу в их возрасте, окрепло окончательно.