Месть Бруно
Шрифт:
Я огляделся по сторонам, ища крошечное создание, но не было и намека на её присутствие, — к тому же «феерическое» ощущение исчезло, и вокруг снова весело стрекотали сверчки, — и тут я понял, что она действительно скрылась.
А теперь у меня есть время, чтобы рассказать вам правило насчёт сверчков. Они всегда замолкают, когда мимо проходит эльф, наверное, потому, что эльф для них что-то вроде короля, — во всяком случае, он гораздо более важная персона, чем сверчок. Поэтому, когда вы гуляете и неожиданно замолкают сверчки, можете быть уверены, что или они увидели
Я продолжил свою прогулку в довольно печальном настроении, можете не сомневаться. Однако я утешал себя мыслью: «День был чудесный — по крайней мере, до этого момента. Я просто пойду себе потихоньку, буду внимательно смотреть по сторонам и не удивлюсь, если где-нибудь наткнусь на ещё какого-нибудь эльфа».
И вот, присматриваясь таким образом к кустам и траве, я случайно заметил какое-то растение с закругленными листьями и со странными дырочками, прорезанными в нескольких из них. «Ага! пчела-листорез», — небрежно заметил я. Как известно, я весьма сведущ в естествознании (например, я всегда могу с первого взгляда отличить цыплят от котят) и уже почти прошёл мимо, когда внезапная мысль заставила меня наклониться и более внимательно рассмотреть листья.
И тут я испытал радостное волнение, ибо заметил, что дырочки размещались таким образом, что из них складывались буквы: на трёх листиках были буквы «Б», «Р» и «У», а, немного поискав, я нашел ещё два, с «Н» и «О».
К этому моменту «феерическое» ощущение снова вернулось, и я вдруг заметил, что сверчки перестали трещать; поэтому у меня появилась уверенность, что «Бруно» — это эльф и что он находится где-то совсем близко.
Так оно и оказалось — причём так близко, что я чуть не наступил на него, сам того не заметив, что было бы ужасно, если представить, что на эльфов вообще можно наступить, — я лично думаю, что они что-то вроде блуждающих огоньков и наступить на них просто невозможно.
Представьте себе любого знакомого вам хорошенького мальчугана, довольно упитанного, с розовыми щеками, большими тёмными глазами и копной каштановых волос, а потом представьте, что он настолько мал, что без труда поместится в кофейную чашку, и у вас получится весьма недурное представление о том, как выглядело это создание.
— Как тебя зовут, малыш? — спросил я как можно тише и спокойнее. И, кстати, это ещё одна любопытная вещь, которую я никак не могу до конца понять, — почему мы всегда начинаем разговор с маленькими детьми с вопроса о том, как их зовут; не потому ли, что нам кажется, что они недостаточно большие, и имя поможет сделать их чуть постарше? Вот ведь вам же не придёт в голову спрашивать у настоящего, взрослого, большого человека, как его зовут, верно? Впрочем, как бы там ни было, я посчитал необходимым узнать его имя; а так как он не ответил на мой вопрос, я задал его снова, чуть погромче: — Как тебя зовут, маленький человечек?
— А тебя? — спросил он, не поднимая головы.
— Меня — Льюис Кэрролл, — сказал я вполне вежливо, потому что он был слишком мал, чтобы сердиться на него за то, что он ответил мне
— Какой-нибудь гегцог? — спросил он, бросив на меня мимолетный взгляд и снова вернувшись к своему занятию.
— Совсем не герцог, — сказал я, испытывая некоторую неловкость из-за того, что мне пришлось в этом признаться.
— Ты такой большой, что тебя хватило бы на целых двух гегцогов, — заявило маленькое создание. — Я полагаю, в таком случае, ты какой-нибудь сэг?
— Нет, — ответил я, чувствуя себя всё более и более неловко. — У меня нет никакого титула.
Похоже, эльф решил, что в таком случае я не стою того, чтобы со мной разговаривать, поскольку молча продолжал копать и рвать цветы на части сразу же, как только ему удавалось выкопать их из земли.
Через несколько минут я сделал ещё одну попытку.
— Пожалуйста, скажи мне, как тебя зовут.
— Бгуно, — ответил малыш с большой готовностью. — А почему ты ганьше не сказал «пожалуйста»?
«Это что-то вроде того, как нас учили в яслях», — подумал я, мысленно возвращаясь на долгие годы назад (примерно лет на сто пятьдесят), в то время, когда я и сам был маленьким мальчиком. И тут мне в голову пришла одна мысль, и я спросил его:
— А ты случайно не один из тех эльфов, которые учат детей, как им следует себя вести?
— Ну, нам пгиходится иногда это делать, — подтвердил Бруно, — и всё это ужасная могока. — Сказав это, он со злостью разорвал пополам анютин глазок и растоптал обрывки лепестков.
— А что это ты там делаешь, Бруно? — спросил я.
— Погчу Сильвии сад, — это всё, что сначала ответил Бруно. Но, продолжая рвать цветы на мелкие клочки, он бормотал себе под нос: — Пготивная злюка — не газгешила мне сегодня утгом пойти гулять, хотя мне так этого хотелось. Сказала, что я сначала должен закончить угоки, надо же, угоки! Ничего, я ей еще устгою!
— Ой, Бруно, не нужно тебе этого делать! — вскричал я. — Разве ты не знаешь, что это месть? А месть — это нехорошая, жестокая, опасная штука!
— Сместь? — переспросил Бруно. — Какое смешное слово! Навегное, можно назвать сместь жестокой и опасной, потому что если пегестагаться и чего-нибудь такого намешать, то потом будет совсем плохо.
— Нет, не сместь, — пояснил я, — месть. — Я произнёс это слово очень медленно и отчётливо, подумав, что Бруно очень хорошо объяснил предыдущее слово.
— А! — протянул Бруно, широко распахнув глаза, но не сделал попытки повторить слово.
— Ну, давай же! Попробуй, повтори, Бруно! — подбодрил его я. — Месть, месть.
Но Бруно только тряхнул маленькой головой и сказал, что не может; что его рот не приспособлен для подобных слов. И чем больше я смеялся, тем мрачнее он становился.
— Ладно, забудем, малыш! — сказал я. — Может, помочь тебе?
— Да, пожалуйста, — молвил Бруно, вполне успокоившись. — Вот только, если бы мне пгидумать что-нибудь такое, что досадило бы ей еще сильнее. Ты даже не знаешь, как тгудно её гассегдить!
— А вот ты послушай меня, Бруно, и я научу тебя замечательной мести!