Месть драконов. Закованный эльф

Хеннен Бернхард

Зара в ужасе поглядела на него.

— Ты велишь принести мне какую-то отрубленную голову?

— Не какую-то, — спокойно ответил он. — А теперь посмотри, что там лежит, если хочешь предотвратить худшее. Давай, мое терпение не безгранично.

Лицо ее было совершенно бесстрастно, но глаза перестали блестеть. Он сломает ее — уже почти получилось. А когда от ее гордости и дерзости ничего не останется, он сделает из нее существо, целиком подвластное его воле.

Зара взяла кусок шелкового платка и развернула то, что было спрятано в нем. В руках у нее был отрезанный палец, на котором красовалось бронзовое кольцо со вставленным в него маленьким зеленым камнем.

Коле показалось, что она слегка побледнела.

— Где Йорам? — прошептала она.

— А, так у безносого есть имя. Что ж, раньше жилось ему не очень-то комфортно. Сейчас у него хорошая комната, и он

никогда больше не останется один.

— Что ты сделал с ним, чудовище? — Зара все еще держала в руках отрезанный палец и нежно поглаживала кольцо.

— Вопросы здесь задаю я. И если не получаю ответов… — Он пожал плечами. — Мне тоже не очень-то хочется отрезать тому парню что-нибудь еще. Носа-то у него уже больше нет? Может быть, приказать принести тебе его ухо? Или язык? Язык ему еще нужен? Говорить он еще может?

— Это мой брат. Как он? Я хочу увидеть его. Сейчас же, немедленно!

— Твой брат? — Коля кивнул. — Когда теряешь палец, у тебя уже не может быть все в порядке. С другой стороны, могло быть и хуже. И ты хочешь его увидеть? Посмотри на палец. Воссоединение семьи возможно только по частям. Желаешь увидеть другие части?

Зара отпрянула от него. Она прижимала руки к груди. Страх был ей не к лицу. Может быть, не стоило все же ломать ее. Что, если она навеки утратит чары, которые так нравились наместнику и остальным власть имущим? Нужно обращаться с ней менее сурово. Питать ее надежды, чтобы управлять.

— Ты необычная женщина. Я думал, ты разразишься слезами, начнешь кричать. А ты очень сдержанна. Расскажи мне о своем брате. Что с ним случилось?

— Он привел меня сюда… мне было восемь лет. Ему было тринадцать, — она словно смотрела куда-то вглубь себя, словно заглядывала в прошлое. — Наши родители были крестьянами. Худшее время для крестьян — это весна. Когда зимние припасы уже закончились, а природа еще не принесла новой зелени. Ты когда-нибудь видел крестьянскую деревню, по которой гуляет голод? Где люди отощали до состояния скелетов? — На миг Зара запнулась, а потом плотину, похоже, прорвало окончательно, слова полились из нее сами собой. — Еще у меня была младшая сестра. Она умерла той зимой. За ней вскоре последовала мать. Она просто легла у холодного очага и больше не встала. У нас, живых, больше не было сил хоронить умерших. На следующий день пришли вербовщики, искавшие крестьян для Нангога. Моего брата взяли, а отца нет. Дали Йораму поесть, чтобы у него было достаточно сил пойти с ними. Все они были истощены. Все молодые. Йорам отрезал мне волосы и сказал, что я мальчик. Он мог заставить кого угодно поверить во все, что угодно, — она снова умолкла на миг, обматывая шелковый платок вокруг отрезанного пальца. — Мой отец был слишком стар и слаб, но убедил нас идти сюда. Больше я его не видела.

Мы прибыли в Нангог, потом нас продали в крупное поместье в двух днях пути отсюда. Мы не были рабами! Но мы были должны отработать у помещика тысячу дней. Как только этот долг был оплачен, вроде как мы могли идти. Но каждый день нам приписывали новые долги. За еду, за ночлег… Мы пробыли там еще почти год, прежде чем поняли, что этому не будет конца. Однажды ночью, после сильного ливня, мы бежали. Мы были в отчаянии, потому что знали, что беглых крестьян они травят собаками. Так случилось и с нами. После жуткого гона по лесу собаки окружили дерево, на которое мы забрались. И тут пришли Зеленые духи. Они прогнали собак и охотников. Не знаю, встречался ли ты с ними когда-либо, Коля? Там, где они появляются, становится холодно. Когда они пляшут в ночи, зрелище очень красивое. Некоторые боятся их. Другие почитают как богов и утверждают, что в них живет душа Нангог. Но все, кто видел их, были потрясены этим зрелищем.

Она положила палец на кровать. Наконец снова подняла на него взгляд. Она снова была здесь.

— Должно быть, духи охраняли нас и потом. Собак словно кто-то сбил со следа. Больше они к нам не приближались. Но меня не покидало ощущение, что за нами наблюдают. И Йорам тоже чувствовал это. В день, который последовал за этой жуткой ночью, один рыбак отвез нас в Золотой город. За это он потребовал, чтобы я поцеловала его. От него очень сильно воняло, он прижимал меня к себе очень крепко. Такова была цена за перевоз. Тогда мне было девять. Я впервые продала себя, и в тот самый день поняла, что здесь, в Нангоге, за фальшивую любовь можно получить все. И у нас не было выбора… На другой стороне реки нас рано или поздно нашли бы охотники за людьми. А в Золотом городе можно было легко залечь на дно.

Йорам хотел защитить меня от мужчин. Поэтому он всегда заботился обо мне, брался за любую

работу, чтобы заработать денег, сколь бы грязной или опасной она ни была. Несмотря на это, к наступлению ночи мы часто бывали голодны. Когда он не мог сам остаться со мной рядом, он отводил меня на площадь Тысячи языков, где продают свои услуги переводчики. Он был знаком там с одним стариком, мастером Боно, который присматривал за мной. Переводчиков уважали. Там мне можно было быть девушкой, не опасаясь преследований. И там же я обнаружила дар к языкам. Чужие наречия мне давались легко. Старик научил меня писать, и вскоре я уже помогала ему. Конечно же, денег за это он мне не давал. Когда я выполняла для него перевод, это была лишь крохотная благодарность за то, что он возился со мной, — на губах Зары мелькнула безрадостная улыбка. — Ты знаешь, что этот город каждый день пожирает людей, Коля. Они погибают, и убивают их не Зеленые духи. Жадность власть имущих и то, что они и все мы сделали с этим миром. Превратили его в место, где купцы золотят крыши, в то время как те, кто добыл для них это золото, подыхают в переулках или на задних дворах их дворцов.

Ты знаешь, каково это — провести ночь на улице в сезон дождей? Ходить недели напролет в промокшей насквозь одежде? Да, есть дешевое жилье, где в одной комнате живет дюжина парней. Пойти гуда мы не могли, Йорам постоянно боялся, что… — Она запнулась. — На двадцать мужчин в Нангоге не приходится и одной женщины. Даже человек с добрым сердцем в какой-то момент может сойти с ума. Он не хотел, чтобы я попала в их руки. Он всегда хотел для меня лучшей доли, — на ее губах мелькнула печальная, задумчивая улыбка, а потом она заговорила снова: — Поэтому он брался за все более опасные задания, но только такие, которые не уводили его прочь из города. Я была его оковами, тяжелее железного ошейника. А я была еще ребенком и не понимала этого. Я не знала, что он зарабатывает деньги, копая штольни. Когда он начал работать там, где платили втрое больше, потому что камни ломкие, у нас впервые появилась маленькая комнатка, иногда мы ели свежие фрукты или немного мяса.

Я говорила тебе, что Йорам искусно умел врать. Это лишь половина правды. Я сама была готова верить во всякую его ложь. Что он стал слугой в доме богатого купца — я не усомнилась даже тогда, когда он стал возвращаться домой со ссадинами и окровавленными мозолями на руках. Прежде чем забрать меня вечером с площади Тысячи языков, он купался. Правда, иногда я замечала каменную пыль в его волосах. Однако вместо того, чтобы воспользоваться рассудком, я спрашивала его, когда же он, наконец, возьмет меня в дом богатого купца или на борт одного из поднебесных кораблей, носящих по небесам сокровища Нангога, — Зара снова задумчиво замолчала. — Это были счастливые дни, и я начала верить, что новый мир одарит и нас. Другие переводчики на площади Тысячи языков заметили мой талант и захотели выкупить меня у старика. Мастер Боно был валесийцем, из Трурии. Седой, но всегда чисто выбритый, его одежда всегда слегка пахла духами — он производил впечатление весьма почтенного человека. Чтобы удержать меня от глупых размышлений, он время от времени давал мне медные монетки, если удавалось хорошо выполнить свою работу. Я чувствовала себя богатой. Но потом удача отвернулась от нас. В сезон дождей работа в штольнях и тысячах каналов, потайных туннелях и глубоких подвалах, скрывающихся под нашим городом, становилась еще более опасной. Скала впитывает воду, как губка. Пещеры затапливает, потоки в сточных канавах превращаются в бурные реки. Сезон дождей продолжался уже целую луну, когда однажды вечером они вынесли Йорама на площадь Тысячи языков. Он был закутан в парусину, с которой капала кровь. У брата была маленькая свинцовая дощечка, на которой было выцарапано имя мастера Боно и то, что его можно найти на площади Тысячи языков.

Едва они положили его на землю, как ко мне подошел Боно. Он не разрешил мне развернуть ткань. Сказав несколько слов, он дал мне понять, что не станет заботиться о больном человеке и что он не зарабатывает достаточно для того, чтобы из милосердия кормить бесполезного едока, если он не член семьи. Мне было четырнадцать, но я поняла, что он имеет в виду. И я согласилась. Той же ночью я стала его женой.

Коля взял несколько виноградин из стоявшей на столе неглубокой миски. Они были сладкими, достаточно созревшими на солнце. Зара смотрела на него. Взгляд ее был спокоен. Казалось, ей нет нужды заставлять себя смотреть в его изуродованное лицо. Неудивительно, если вспомнить, как выглядит Йорам. Впрочем, Коля не верил в ее историю. В своей жизни он побывал, пожалуй, больше чем с сотней шлюх. Большинство из них рассказывали очень трогательные истории.