Месть древнего бога
Шрифт:
— Инопланетяне, Силыч, — через силу улыбнулся я соседу. — Вот видишь, — показал на пистолет, — отстреливаться пришлось.
— А-а, тарелочки! — зловеще сказал Силыч.
— Алиенсы, блин, замучили! — сказал я, нажимая кнопку вызова лифта.
— Ну и как? Замочил хоть одного?
— Еще бы! Я из «волыны» штук пять, а она вон, — кивнул я на притихшую Марию, — из базуки прямой наводкой, прямо под обтекатель!
— Ну-у?!
— А то! Капец всем. Больше не сунутся. — Я шагнул в лифт, увлекая за собой растерянно хлопающую глазами Машу. — Бывай, Силыч!
Ответа соседа мы не дождались —
— Что это было, Дима? Что это за тип? — Мария наконец обрела дар речи.
— Это у нас игра такая, — сказал я. — Силыч — бывший десантник. К сожалению, спившийся окончательно. Уж не знаю, где он служил, но, похоже, однажды имел какой-то опыт общения с НЛО. Это событие так его потрясло, что Силыч теперь всюду ищет следы их пребывания и мечтает дать достойный отпор инопланетным агрессорам.
— Да уж, а если эти агрессоры свои, местные?.. — Мария заглянула мне в глаза. — Знаешь, на что этобыло похоже?
— На сиддху [43] управления чужим сознанием.
— Я не знаю, что такое сиддха, но в тюркском шаманизме этот феномен называется «былы анны». [44] Овладевший им поднимается на уровень Белого кама!
— Я так и подумал, — кивнул я, отпирая дверь. — Заходи, будь как дома! А кстати, это у тебя привычка такая: таскать в сумочке ствол?
43
В практике индийских йогов так называются некоторые сверхчувственные способности.
44
Распределение сознания (тюрк.).
— Да нет, это как раз случайность. Я должна была отдать пистолет… одному человеку.
— Старый друг?..
— Что-то вроде, — она попыталась улыбнуться и стала совсем похожа на перепуганную девчонку.
— Ну, повезло, что не отдала.
— Дима, я боюсь! Что происходит?..
— Давай завтра поговорим, ладно? Очень тебя прошу, обработай мне спину и голову, и ляжем спать. Я ужасно устал…
— Хорошо, милый.
— Водка и лекарства на кухне, в пенале…
Западная Сибирь, городок Кузнецк
31 января 1756 года
— Эй, барин, тута вам письмо срочное! Из самого Санкт-Питерсбурха!
— А, давай, давай, Тимоха! Может, чего дельное по поводу уговора господин Синельников прислал?
Федор, сидевший на лавке разморенный после бани, в одном исподнем, отставил братину с квасом и с жадностью схватил серый конверт. «Надо же! В самом деле из Петербурга депеша…» — Он лихорадочно сорвал сургучные печати. Внутри оказался сложенный вдвое лист такой же серой бумаги, но с гербом. Аккуратным почерком, так что прочитать текст не составило труда, было написано:
«Милостивый государь!
С прискорбием уполномочены сообщить
Настоящим уведомляем Вас, что Вы вступили в права наследства и Вам надлежит получить опись имущества и грамоту на владение в конторе душеприказчика Неклюдова, что на Литейном проспекте в желательные для Вас сроки…»
В письме было что-то еще, но Федор не мог читать дальше.
— Как же так?! Степан?!. Господи ты боже мой! Да что же это деется?!. — Он метнулся в горницу, потом снова к столу, потом опять в горницу, схватил штаны, одеваясь, закричал:
— Тимоха! Скорей, запрягай Пеструху, мне ехать надобно…
— Куды ж, барин, собрались-то? Аль случилось чего? — засуетился слуга.
— Брат у меня помер!
— Господи Иисусе! Это ж который?
— Ученый. В Питербурхе. Я тебе рассказывал… Что стоишь как пень? Беги запрягай!
— Да куды ж вы на Пеструхе-то?! До Питерсбурха, что ли, ехать собрались?
— Балда! К воеводе я…
— Дык, брат-то, поди, давно помер?
Федор вдруг замер, потом обессилено опустился на лавку, уронив кафтан.
— И впрямь, чего это я?.. Эх, Степа, Степа… Ладно, пойду хоть свечку за упокой души его поставлю, да сорокоуст закажу.
Федор медленно оделся, нахлобучил лисий треух, сунул ноги в огромные пимы и вышел в снежную январскую круговерть…
ГЛАВА 8
Западная Сибирь. Томск
26 июня 20… года
Проснулся я рано. Многочисленные царапины и «клювотычины» немилосердно саднили и чесались, заботливо обработанные Марией с помощью антисептика и водки. Осторожно умывшись, я оглядел в зеркале свою потрепанную физиономию. На удивление повреждений оказалось на порядок меньше, чем я предполагал. Самую большую царапину, через весь лоб, я аккуратно замазал многократно проверенной, воистину «волшебной» мазью «Траумель» из своего натуропатического арсенала и заклеил пластырем телесного цвета из Машиной косметички. Потом обследовал голову, но нашел лишь две запекшиеся ссадины на макушке и за правым ухом. Исцарапанные руки пришлось замаскировать длинными рукавами рубашки. День снова предполагал быть жарким, и я заранее настроился на испытание. В общем и целом, потери, понесенные мной вчера вечером, выглядели неприятными, но терпимыми.
— Могло быть и хуже, — сказал я своему отражению. — Благодари судьбу в лице этой замечательной женщины, что спит в твоей постели!
Я немедленно согласился с замечанием, тихонько вернулся в комнату, оделся и, коснувшись губами бархатной щечки Марии, тенью выскользнул за дверь.
В университет я примчался ни свет ни заря, бросив в квартире свою спасительницу полусонной и недоумевающей. Лекции Крюгера начинались всегда ровно в девять часов, поэтому уже в 8:30 я дежурил возле дверей малого лекционного зала. Простояв минут пять, я вдруг сообразил, что профессор, должно быть, сначала зайдет на кафедру — чайку выпить, записи свои полистать.