Месть еврея
Шрифт:
— Да, я обещал жить, но для тебя,— отвечал Самуил, мрачно глядя на нее,— ужели ты в самом деле думаешь, что после этой минуты счастья я откажусь от тебя в угоду глупой толпе, которая все равно ничего не поймет и не узнает побудительных причин. Ты снова слабеешь и трусишь, Валерия, ты хочешь обмануть князя, который Верит тебе, принести ложную клятву перед алтарем, когда твое сердце полно любви ко мне? Как это согласуется с твоей религией? Безумная! Ужели ты решишься отдаться этому человеку, когда на тебе горят мои поцелуи. Нет, теперь, конечно,
Он обнял ее и прижал к груди.
— Пусти меня, я не могу! — воскликнула Валерия, отталкивая его и ломая руки.— Я должна уйти, я не могу компрометировать честь Рауля, он этого не заслужил!
Раздражение, бушевавшее в груди Самуила, вдруг вырвалось наружу.
— Истинная любовь не рассуждает, не думает о том, что скажут! — возразил он глухим голосом, сверкая глазами.— А ты только и твердишь Рауль, Рауль! Или ты его действительно любишь? В таком случае, зачем же ты пришла сюда? Или ты хочешь, чтобы я был твоим любовником, так как стыдишься быть моей женой?
Валерия вспыхнула и отшатнулась.
— Что ты позволил себе сказать? Какое ты имеешь право так оскорблять меня? Прощай! Опомнись, Самуил... я ухожу!
Она повернулась и сделала несколько шагов, как вдруг банкир схватил ее своей сильной рукой и удержал.
— Нет! Ты не уйдешь! Ты любишь меня и останешься со мной! До завтра ты в моей власти! —сказал он изменившимся голосом.
Неожиданное сопротивление Валерии и страх лишиться ее, туманили ему голову и отнимали всякое самообладание.
— Пойдем! — говорил он, стараясь увлечь ее за собой.
Валерия в испуге отшатнулась: в припадке охватившей его страсти он был страшен. Его изменившееся лицо и пожирающий огонь, пылавший в глазах, так мало напоминали ей Самуила, сдержанного и любящего, каким она его знала. Она поняла теперь, но слишком поздно, как непростительно неосторожен был ее поступок.
— Оставьте меня! — повторила она, вырываясь.
Ее вуаль, зацепившаяся за цепочку часов банкира, разорвалась в этой борьбе, но несмотря на ее сопротивление, Самуил поднял ее на руки, чтобы унести к дому.
В эту минуту из аллеи вышел Рудольф в сопровождении жены. Увидев, что Валерия вырывается из рук банкира, который, очевидно, против воли уносит ее, граф злобно вскрикнул и вынул из кармана пистолет. Это восклицание донеслось до слуха Самуила. Он повернулся, и увидев, что Рудольф бежит к нему, загораживая ему дорогу к дому, остановился, обезумев от бешенства: он понял, что теперь все кончено. Пользуясь этой минутой, Валерия выскользнула из его рук, но Мейер проворно снова схватил ее и стал отступать назад, еще и еще. Наконец, крикнув:
— Если нам нельзя жить вместе, так умри со мной! — он бросился с ней в пруд.
— Гнусный убийца! — закричал Рудольф и, сбросив мундир, кинулся за ним.
Оба лакея выскочили тоже из чащи деревьев и бросились в воду в ту самую минуту, как Самуил и его жертва снова показались на поверхности воды. Платье Валерии из тяжелой шелковой ткани, слишком плотное,
— Негодяй,— воскликнул Рудольф, надевая мундир сверх мокрой рубашки, и злобно взглянув на Самуила, которого слуги, положив на траву, старались привести в чувство.
Затем он поднял Валерию, завернул ее в плащ и направился к выходу.
— Тебя больше не нужно,— сказал он одному из кучеров, положив сестру в другой экипаж.— И вот тебе обещанный золотой. А ты гони во всю мочь и доставь нас за десять минут. Теперь добрый мой совет обоим: забудьте даже, что вы были здесь.
Когда наконец, Валерию положили в постель и закрыли все двери, молодая чета вздохнула свободней. Ни в саду, ни на лестнице никто их не увидел и, к довершению счастья, Валерия открыла глаза.
— Ну самое трудное сделано! — сказал Рудольф. — Но как быть с ее туалетом? Минут через двадцать станут съезжаться.
— Будь спокоен, она может надеть платье, присланное ей из Парижа для свадьбы с Мейером,— отвечала Антуанетта, овладевшая собой.— Переоденься скорей, милый мой, я боюсь, чтобы ты не простудился. Затем иди принимать гостей, а через час невеста будет готова и выйдет в залу.
По уходе Рудольфа, Марта и Элиза, две горничные, допущенные Антуанеттой, растерли фланелью застывшее тело Валерии и принесли из буфета рюмку хорошего старого вина.
А пока доставали из картонок второе подвенечное платье, Антуанетта подала вино Валерии, пассивно относящейся ко всему окружающему.
— Выпей, Валерия, и старайся прийти в себя,— строго и внушительно сказала Антуанетта.— Как неосторожно ты рисковала своей честью и честью Рауля. Соберись теперь с силами, чтобы помочь нам скрыть это скандальное происшествие, не возбуждая беспокойства жениха и любопытства приглашенных.
Валерия поднялась, взяла рюмку и выпила вино.
— Теперь я могу одеваться,— сказала она.
Щеки ее горели лихорадочным румянцем, она встала и начала одеваться. Сквозь полотенце, утюгом высушили ей волосы и заплели их, так как для другой прически не было времени, остальной туалет скоро был окончен. Не прошло и часу, назначенного Антуанеттой, как невеста, под руку с отцом вошла в залу. Она была красивей. чем когда-либо, и ее яркий румянец приписали волнению. Наконец, невесту посадили в карету, и Рудольф, сев в свой экипаж возле Антуанетты, вздохнул полной грудью.
— Вот так денек, который я никогда не забуду. И надо благодарить бога, что все сошло так благополучно. Ведь этакая бешеная каналья. И какая страсть, черт возьми. Кто мог это подозревать в еврее,— ворчал граф, крутя ус.