Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного

Каплан Роберт Д.

Внезапное появление России в начале XVIII в. среди великих европейских держав было связано с большими поставками найденной в уральских лесах железной руды, пригодной для производства пушек и мушкетов, так необходимых для ведения войн того времени. Схожим образом открытие в Северо-Западной Сибири в середине 1960-х гг. огромных запасов нефти и газа сделает из России энергетическую сверхдержаву в XXI в.. [269] Покорением Сибири Россия добилась также и следующего: она включилась в геополитическую игру в Тихоокеанском регионе, вступив в противостояние с Японией и Китаем. Именно конфликт России с Китаем лежал в основе динамики холодной войны, да и в XXI в. этот конфликт будет центральным для стратегии Америки в отношениях с обеими державами.

269

Lincoln, pp. 89, 395.

В отличие от великих сибирских рек Иртыша, Енисея, Оби и Лены Амур течет не с юга на север, а с запада на восток и вместе с правым притоком Уссури образует сегодня границу между российским Дальним Востоком и китайской Маньчжурией. Этот пограничный регион, известный как Амурский край — к северу от границ с Китаем — и как Уссурийский край — к востоку, — был предметом споров и военных столкновений между царской Россией и империей Цин начиная с середины XVII в., когда в этом регионе обосновались российские вольные казаки. Вслед за казаками пришли московские солдаты, а далее, когда маньчжуры воевали с восставшими в континентальном Китае и на Тайване, появились дипломаты. Процесс достиг кульминационной точки, когда в 1860 г. ослабевший Китай с затухающей династией был вынужден отписать около 900000 кв. км собственной территории в пользу России. Это привело к установлению

границ, которые сохраняются по сей день. [270] Конечно, сегодня, когда Китай стал сильнее, эта граница вновь оказалась под давлением китайских переселенцев и корпораций, которые стремятся проникнуть на север, дабы воспользоваться природными ресурсами края: нефтью, газом, древесиной и т. д. На что указывает география и о чем обычно забывают: Россия в течение длительного времени в прошлом оказывала большое влияние на баланс сил в Юго-Восточной Азии. Русско-японская война 1904–1905 гг. стала частично результатом требований Японии признать китайский суверенитет в Маньчжурии (как и право Японии вторгнуться в Корею), чему Россия противилась. Окончание войны, в дополнение к унижению царской России, было еще более унизительным для Циньской (маньчжурской) династии Китая, ведь они сражались за земли, которые маньчжуры считали своей вотчиной. То есть поражение России никак не сказалось на ее контроле над Амурским и Уссурийским краями, которые так жаждали получить маньчжуры.

270

March, pp. 51, 130.

Гораздо более серьезные последствия для России, чем Русско-японская война, в результате которой Россия потеряла часть Сахалина и юг Маньчжурии (который по логике географии так или иначе должен был принадлежать Китаю), имела революция 1917 г. и хаос, воцарившийся после нее. Вот когда Россия могла полностью потерять контроль над Дальним Востоком! Китай, Япония, США (новая дальневосточная держава сама по себе) захватили контроль над районами вдоль Транссиба между Байкалом и Владивостоком, в то время как сам Владивосток был оккупирован Японией в 1918–1922 гг., тогда же 80-тысячная японская армия оккупировала Амурский край.

Однако Красная армия смогла изменить ход гражданской войны против «белых» контрреволюционеров в свою пользу. В результате новое советское государство смогло вернуть территории на своих окраинах, в особенности в тюркоязычных районах среднеазиатских пустынь, где была опасность в виде уязвимости перед нападением британцев из Индии через Афганистан. Российские руководители всегда были реалистами, когда сталкивались с «вековой» проблемой сухопутной империи — угрозой нападения на ее окраины, — кто бы ни руководил Россией, ему приходилось сталкиваться с проблемой равнины, которая простиралась сразу в нескольких направлениях. Исходя из логики географии, столица СССР была перенесена восточнее — из Санкт-Петербурга на Балтике в Москву. На месте потерявшего актуальность уклада, дарованного Петром Великим, который управлял Россией из ее балтийского «окна в Европу», возникло государство, управляемое из Кремля, исторической резиденции правителей средневековой Московии. [271] Новый Советский Союз состоял из трех союзных республик — России, Украины и Беларуси [272] — и 11 автономных республик и областей. Но, как показали дальнейшие события, Россия не была в безопасности. География по-прежнему имела в этом деле решающий голос. В результате гитлеровского вторжения в 1941 г. на равнины европейской части СССР немецко-фашистские войска дошли до окраин Москвы и затем оказались поблизости от Каспийского моря, пока не были остановлены под Сталинградом в начале 1943 г. В конце войны Советский Союз взял реванш за долгие столетия опасного географического положения, восходящего еще к монголо-татарским опустошениям Киевской Руси.

271

Shaw, p. 31.

272

Информация, которую изложил автор книги, не совсем соответствует действительности. Согласно официальной советской историографии, 30 декабря 1922 г., на I Всесоюзном съезде Советов в Москве было торжественно провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик. По предложению Ленина в состав нового государства входили республики: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика, Украинская Социалистическая Советская Республика, Белорусская Социалистическая Советская Республика и Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Осенью 1924 г. было проведено «национально-государственное размежевание» в Средней Азии, в результате которого из Туркестанской АССР, входившей в состав РСФСР, а также Бухарской и Хорезмской ССР были образованы Узбекская и Туркменская ССР, Таджикская АССР (с 1937 г. — Таджикская ССР) и Кара-Калпакская АО в составе РСФСР (с 1937 г. — АССР в составе УзССР). 5 декабря 1936 г. была ликвидирована Закавказская ССР, и на ее базе образовались Грузинская, Азербайджанская и Армянская ССР.

Вслед за падением фашистской Германии и милитаристской Японии СССР практически завладел всей восточной половиной Европы, создав систему социалистического блока из государств-сателлитов, лояльность которых в большинстве случаев обеспечивалась присутствием на их территории освободивших эти страны от фашизма советских войск. Тех самых войск, которые перед этим, по плоской равнине форсировав Днепр, Вислу и Дунай, прошагали в годы войны на запад, в то время как снабжение и работа тыла гитлеровской военной машины на обширных пространствах Европейской России потерпели полный крах. Точно такая же судьба во многом за столетие до этого постигла и армию Наполеона. Новая советская восточно-европейская империя теперь простиралась гораздо глубже в сердце «Центральной Европы», чем Российская империя Романовых (1613–1917) в прежние времена, вобрав в себя все территории, которые отошли Советскому Союзу по пакту Молотова — Риббентропа. Спустя 5 лет после окончания Второй мировой войны на Корейском полуострове великая сухопутная держава Советский Союз вместе с Китаем, другой великой сухопутной державой, столкнулись в опосредованной войне с великой морской державой, США, которые оказывали помощь Южной Корее. Глобальным итогом Второй мировой войны было становление маккиндеровской державы «Хартленда» в виде Советского Союза, который противостоял великой морской державе Спайкмена и Мэхэна — США. Судьбы и Европы и Китая будут зависеть от распространения советской власти в «Хартленде». В это же время Большой Ближний Восток и Юго-Восточная Азия на евразийском «Римленде» будут ощущать давление Соединенных Штатов с моря и с воздуха. Таковой была отправная географическая подоплека холодной войны, которую тщательно скрывали идеологи обеих сторон.

Однако холодная война, которая для меня и моих ровесников, выросших в то время, казалась вечной, на самом деле оказалась всего лишь очередным этапом истории России, который закончился в соответствии с диктатом российской географии. Попытка реформировать советскую систему, предпринятая М. С. Горбачевым в 1980-е, вскрыла все недостатки этой системы. Когда сам Горбачев, по существу, объявил, что идеологические принципы, на которых держалась империя, глубоко ущербны, то вся система стала рушиться. При этом приграничные территории откололись от российского центра во многом точно так же, как это произошло в середине XIII в. в Киевской Руси, в начале XVII в. — в Московском царстве и в начале XX в. — в Российской империи Романовых. В 1991 г., когда СССР официально прекратил свое существование, Россия уменьшилась до уже давно забытых границ доекатерининских времен. Отсоединилась даже Украина, первоначальный центр Киевской Руси. Однако, несмотря на потерю Украины, прибалтийских государств, Кавказа, Средней Азии, несмотря на нестабильность в Чечне, Дагестане и Татарстане, территория России и по сей день остается наибольшей на планете. Она занимает около трети всей территории Азии, простираясь через практически половину имеющихся часовых поясов от Финского залива до Берингова пролива. Вероятно, никогда до этого в мирное время Россия не была настолько уязвима в географическом плане. На территории всей Сибири и Дальнего Востока проживает сегодня всего 27 млн человек. [273] Российским лидерам не нужно было много времени, чтобы оценить весь масштаб проблемы. Менее чем через месяц после распада СССР министр иностранных дел Российской Федерации Андрей Козырев в своем интервью «Российской газете» отметил: «Мы быстро осознали, что геополитика сегодня заменяет идеологию». [274] «Геополитика, которую недооценивали в СССР, — пишет заслуженный профессор Эдинбургского университета в отставке Джон Эриксон, — преследует и мстит постсоветской России». В России была реабилитирована не только геополитика, но вместе с ней и Маккиндер, и Мэхэн, и Хаусхофер. В «неожиданно неомаккиндеровском стиле» лидер КПРФ из «старой гвардии» Геннадий

Зюганов заявил, что Россия должна восстановить свое влияние и контроль над «Хартлендом». [275] Нужно учитывать все те взлеты и падения, которые пережила Россия за всю свою историю, а также новые проблемы, с которыми ей приходится сталкиваться в наши дни. Российскому государству не остается ничего иного, кроме как следовать стратегии возрождения былой мощи, начиная с восстановления влияния на Украине, в Беларуси, Молдове, Кавказском регионе и Средней Азии, где все еще проживают 26 млн этнических русских. В 1990-х, когда Россия, находясь на грани экономического коллапса, была слаба и унижена, зарождался новый этап, новый цикл экспансии. Экстравагантный российский политик В. В. Жириновский выразил желание «взять под крыло России юг Кавказа, Турцию, Иран и Афганистан», хотя экстремизм Жириновского большинство граждан России явно не разделяли, он был недалек от истины. Конечно же Советский Союз уже не возродить никогда. Но более гибкая форма объединения территорий вплоть до Большого Ближнего Востока и Индийского субконтинента все еще возможна. Но что за идея, что за лозунг способен сделать это? Под каким соусом его подать? Чем оправдать новый виток экспансии? В начале 1990-х Збигнев Бжезинский в своей книге «Большая шахматная доска» писал, что Россия начала возрождать доктрину родом из XIX в. о евразийском пространстве как альтернативе коммунизму, чтоб вновь собрать разные народы в один союз. [276] Евразийская концепция очень подходит под историю и географию России. Растянувшись от Европы до Дальнего Востока Россия сама по себе, как никакая другая страна, является моделью Евразии. Более того, закрытость географии вместе с кризисом пространства в XXI в., который стирает границы, установленные историками периода холодной войны, и делает идею Евразии как единого континентального органичного целого довольно рациональной. И хотя само понятие может пригодиться ученым географам и геополитикам в ближайшие годы, вряд ли этнически обособленные народы вроде армян, узбеков, грузин, учитывая их исторический багаж, станут вдруг называть себя евразийцами. Кавказ — это Кавказ, во многом благодаря своей этнической обособленности и постоянным межэтническим конфликтам. Местные народности вслед за развалом наднациональных союзов после окончания холодной войны имеют возможность дальнейшего развития. То же в основном касается и Средней Азии. Даже если русские и, скажем, казахи смогут подавить этническое соперничество ради некоего «евразийского союза», евразийская концепция не станет той идеей, ради которой люди готовы идти на смерть или при упоминании которой по спине побегут мурашки. Особенно это касается украинцев, молдаван, грузин, которые тоскуют по Европе. Но если идея единого евразийского пространства может разрешить разногласия, пусть даже незначительно, в некоторых регионах бывшего СССР, тем самым помогая стабилизировать ситуацию в целом, разве она не имеет в таком случае права на существование?

273

Saradzhyan, Russia’s Red Herring.

274

Brzezinski, The Grand Chessboard, p. 98.

275

Erickson J. Russia Will Not Be Trifled With: Geopolitical Facts and Fantasies, Geopolitics, Geography and Strategy by Gray and Sloan, pp. 242–243, 262.

276

Brzezinski, p. 110.

Однако география не объясняет все на свете, да и не найти в ней универсального решения всех проблем. Она всего лишь фон, на котором разворачивается битва идеологий. И даже когда география выступает объединяющим началом, как в случае с Америкой или Великобританией, Индией или Израилем, идеалы демократии, свободы или сионизма (с его элементом духовности) тем не менее служат основой для национальной идентичности. А когда у людей нет ничего общего, кроме географии, как, например, в Египте под управлением Хосни Мубарака или в Японии во времена Либерально-демократической партии, тогда страна страдает неизлечимой болезнью: она может быть стабильной благодаря географической специфике, но не более того. Так и Россия, без царя и коммунистической идеологии, должна выработать объединяющее начало вне географии, если хочет привлечь бывшие союзные государства. Наверняка апелляции просто к географии — чем, по сути, является идея Евразийского пространства или СНГ — не приведут, скорее всего, к возрождению империи, подобной Киевской Руси, Московского царства Средних веков, Российской империи Романовых или СССР.

Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги, утверждает, что в XXI в. «сила притяжения важнее силы принуждения», а следовательно, «гибкость должна стать основной отличительной чертой российской внешней политики». Другими словами, сильная, реформированная Россия будет представлять больший интерес и как следствие, иметь большее влияние на соседей. Ведь русский язык понимают все, от Прибалтики до Средней Азии, а российская культура «от Пушкина до поп-музыки» все еще востребована. Российское телевидение могло бы в случае интеллектуальной реорганизации стать «Аль-Джазирой для людей, говорящих на русском языке». При таком образе мышления единственным способом, который позволил бы воплотить то, что россияне считают своим историческим долгом, является становление либерально-демократического режима. [277] Эта идея соотносится с высказыванием Солженицына в 1991 г., который утверждал: «Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, — и духовным и телесным спасением нашего же народа». [278]

277

Trenin D. Russia Reborn: Reimagining Moscow’s Foreign Policy // Foreign Affairs. — New York. — 2009. — November/December.

278

Shaw, p. 248.

На самом деле в анализе Тренина есть и географическая подоплека. Он утверждает, что следует уделять больше внимания внешнему окружению — Европе и Тихоокеанскому региону, — чем, собственно, евразийскому «Хартленду». Кооперация с Европой продвинет Россию к Западу. Если посмотреть на демографическую карту, то можно увидеть, что, несмотря на то что Россия занимает 11 часовых поясов, большая часть населения проживает в ее европейской части. Таким образом, экономическая и политическая реформы сделают из России полноценное европейское государство. Что касается Тихоокеанского региона, то «России стоит подумать о Владивостоке как о столице в XXI в.», — пишет Тренин. Владивосток — многонациональный порт, расположенный относительно недалеко от Пекина, Гонконга, Сеула, Шанхая и Токио, в наиболее стремительно экономически развивающемся регионе. [279] Пекин дал 10 млрд долл. займа странам Средней Азии, помог Беларуси преодолеть финансовый кризис, дал 1 млрд долл. в помощь Молдове на другом конце континента и развивает центры влияния на российском Дальнем Востоке. Ответом России могла бы стать привязка к Европе в политическом плане, а в плане экономическом — к странам Восточной Азии. Так Россия решила бы свои проблемы на Кавказе и в Средней Азии — став действительно привлекательной для бывших республик СССР, чье население жаждет тех свобод и стандартов жизни, которыми наслаждаются на западной и восточной окраинах Евразии.

279

Trenin, Russia Reborn.

Россия может похвастаться наибольшими в мире запасами природного газа, вторыми в мире запасами угля. Российская Федерация занимает 8-е место в мире по запасам нефти. Большинство природных ископаемых, однако, находятся в Западной Сибири — между Уралом и Среднесибирским плоскогорьем. Необходимо также упомянуть об огромных резервах рек, озер и гор Восточной Сибири во времена, когда нехватка пресной воды актуальна для многих регионов, особенно для Китая. Ввиду географических особенностей у России, как я уже отмечал, нет четко очерченных природных границ, разве только в Арктике и Тихоокеанском регионе. Россияне с пониманием относятся к милитаризации общества и «бесконечному поиску безопасности путем выстраивания империи» — то, что нынешние российские руководители благодаря продаже природных ископаемых, дали народу. [280] В то же время руководство России не отказывалось полностью от европейского вектора. Как раз наоборот, его внимание к Украине является частью глобального плана по восстановлению сферы влияния на ближнее зарубежье, что свидетельствует о желании приблизить Россию к Европе.

280

Dibb P. The Bear is Back // The American Interest. — Washington. — 2006. — November/December.