Месть каторжника
Шрифт:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КАТОРЖНИКИ
Когда Люс и Гертлю в сопровождении старого полицейского прошли в кабинет Жака Лорана, то увидели, что последний взял большое письмо, лежавшее открыто на столе, положил его обратно в конверт и тщательно запрятал.
— Вы хотите знать, что там такое? — спросил, улыбаясь, старик.
— Ничуть, уважаемый патрон! — отвечал Люс. — Ваши дела нас не касаются, и…
— Та! Та! Та! — усмехнулся Жак Лоран, — это между нами-то такие церемонии… Вы так же хорошо, как и я, мой дорогой Люс, знаете слабости человеческой натуры и не станете отрицать, что я не мог бы вам поверить. Бьюсь об заклад, что, если перед глазами кого бы то ни было медленно свертывают письмо, телеграмму или что-нибудь другое в этом роде, то у всякого, независимо от его воли явится следующая мысль: «Я очень
— Вы, Люс, — невозмутимо продолжал Жак Лоран, — испытав общее для всех людей, как я сказал, чувство любопытства, задали себе вопрос, почему это я спрятал письмо в вашем присутствии. И вы сочли оскорбительным, что я не подождал вашего ухода, чтобы сделать это. Не правда ли?
— Честное слово, уважаемый патрон, вы — просто дьявол в человеческом образе!
— Что касается тебя, Гертлю, то хотя ты и не был в течение тридцати с лишком лет моим помощником, я знаю тебя не хуже себя самого: любопытство у тебя проявилось лишь в слабой степени, ибо ты прежде всего человек порядка и дисциплины. Ты сказал себе, «как наш патрон сильно изменился с тех пор, когда отошел от дел: он может оставлять письма открытыми на своем столе», и ты сделал из этого вывод, может быть, и не отдавая себе ясного отчета при этом, что письмо, должно быть, не представляет собой особой ценности, между тем как Люс, наоборот, предполагал, что оно чрезвычайной важности… Ну, я не ошибся?
Оба полицейских переглянулись с изумлением и отвечали почти одновременно:
— Это изумительно, патрон!
— Можно подумать, что вы читаете у нас в душе, — продолжал Люс.
— И надо сознаться, что покой не притупил ваши способности! — воскликнул с восторгом Гертлю.
— В сущности, — снова заговорил бывший начальник полиции безопасности, — вы, может быть, принимаете все это за пустую болтовню, так как я знаю, что вы спешите со мной переговорить. Но ведь именно на изучение мелочей и, по-видимому, ничтожных пустяков обращали внимание все гениальные сыщики. Так вот, предположите, что в этом письме имеется следующая фраза: «Сообщаю вам, что сегодня в ночь, между одиннадцатью и двенадцатью часами, Фроле будет убит кинжалом в своем кабинете, в Полицейской префектуре».
Оба полицейских, бледные, взволнованные, при этих словах подпрыгнули, как на пружинах, вскрикнув от удивления, к которому примешивался даже ужас.
— Что с вами такое? — спросил Жак Лоран с удивленным видом. — Можно подумать, что вы сговорились не слушать меня спокойно! Я продолжаю: имя убийцы неизвестно, но про него, — опять таки все это предположение, — много пишется в этом письме, которое, будучи оставлено на моем столе, было бы прочитано одним из вас. Кем? Я этого не знаю, но, принужденный высказаться по этому поводу, не поколебался бы допустить, мой дорогой Люс, что у вас любопытство полицейского оказалось бы сильнее чувства сдержанности и дисциплины, между тем, как у Гертлю наоборот, и я уверен, что не ошибся бы! Прилагайте подобный метод анализа и вывода из него следствий к расследованию преступления, и вы почти всегда получите удовлетворительные результаты. Теперь, друзья, я не буду вас больше мучить, я не хотел только прерывать свое изложение и должен сказать, что действительно письмо, о котором я только что говорил, сообщало мне не только об убийстве Фроле, но и об убийстве в ту же ночь Трэнкара и нотариуса Пети-Лендрю. Много ли правды во всем этом? Мне чрезвычайно интересно это знать.
— Вас не обманули, уважаемый патрон, — отвечал Люс. — Все, что вам сообщили, случилось. Мы пришли сказать вам об этом, кроме того, еще сообщить, что молодой заместитель главного прокурора, приблизительно в тот же час, был схвачен какими-то оставшимися неизвестными людьми на Кожевенной набережной.
— Совершенно верно. Это тоже составляет часть сведений, полученных мною!
— Кто же мог вам дать знать о событиях, еще не случившихся?
— Люди, которые, по-видимому, управляют событиями, пока они еще не совершились. Вы их узнаете позднее!
— Уж очень напоминают мне эти самые люди, — возразил Люс, — тех, по чьему приказанию совершились события этой ночи или которые сами непосредственно выполнили их!
— Вы забегаете вперед, друг! Недаром я горжусь своим старым учеником! Но чего вы еще не знаете, мой дорогой Люс,
«Когда совершится этот акт правосудия, мы бы очень просили вас, дорогой Жак Лоран, сделать все возможное, чтобы высокоуважаемому де Вержену, префекту полиции, и Люсу, который, несомненно, будет назначен начальником полиции безопасности, не пришлось ответить за неуспех розыска преступников, которых они никогда не откроют… »
— Ваш неизвестный корреспондент немножко поторопился! — вставил Люс.
— Вы гораздо худшего мнения об его дальновидности, чем он о вашей, подождите конца…
«… Которых они никогда не откроют официально… » Это значит, как мне кажется, что, если даже вы их и будете знать, то не сможете арестовать по той или другой причине! «… Господин де Вержен в настоящее время… — слушайте хорошенько, это последняя часть письма, — не может уйти со службы в Полицейской префектуре: он получил секретное поручение от самого короля употребить все возможные средства, чтобы спасти от эшафота , герцога де Вержи Куаслен, пэра Франции, арестованного по приказанию министра юстиции шесть недель тому назад, и над головой которого тяготеет обвинение в убийстве, сделайте все, что только в человеческих силах, чтобы не только поддержать де Вержена в этом деле, ибо мы никогда не забудем того, что было сделано для нас герцогом в памятных для нас обстоятельствах, но и дать возможность герцогу бежать. Не жалейте ни труда, ни золота… особенно золота, открывающего все двери… Месть и признательность, вот тот девиз, который принят нами».
Понимаете теперь, каким образом, давая в связи с этим письмом вам урок психологии полицейской службы, — а надо вам напомнить, что, ведь, это мой конек, так как я считаю, что полиция должна работать головой, а не ногами, — так, я говорю, понимаете, почему мы не потеряли это время… Я знаю, что вы хотели мне рассказать, а вы знаете, что я вам мог ответить: значит, нам остается только действовать. Чтобы пояснить, скажу вам в двух словах, что ваш брат, мой дорогой Люс, и Эрнест Дютэйль, много лет тому назад бежавшие из Гвианы, вернулись в качестве представителей правосудия, чтобы отомстить тем негодяям, которые осудили их, и которым они резонно приписывают печальную кончину ваших родителей, не перенесших горя и нищеты, так же, как и смерть сестры Дютэйля, жены вашего брата…
— А моя племянница Шарлотта?
— Она не умерла, я в конце концов нашел ее, и теперь она, должно быть, в объятиях своего отца.
— Да благословит вас Бог, Жак Лоран!
— Спасибо, это никогда не мешает… Я один из тех, кто все-таки верит в божественное правосудие. Ваш брат Карл и его родственник всегда возбуждали во мне живейшее участие, никогда, если бы только я был еще начальником полиции безопасности, они не были бы осуждены. Но Фроле поступил в этом деле как подлец, и я должен вам объяснить его смерть! Этот негодяй получил секретное поручение внезапно произвести обыск в банке Трэнкара, у него на квартире и везде, где ой найдет нужным сделать это в интересах выяснения истины. У этого мерзавца был нюх, и он направился прямо в замок герцога де Жерси, Шуази. Герцога не было дома, испуганные слуги не протестовали против обысков полиции, и настоящие книги! господина Трэнкара, послужившие материалом для составления новых, которые могли бы ясно, как день, доказать невиновность обвиняемых, были найдены в какой-то старой бочке, у которой Фроле приказал выбить дно. Негодяй понял важность этой находки и заставил уплатить за свое молчание сто тысяч франков… Как вы находите, заслужил он свою участь?
— Я не знал этого факта, — отвечал бледный от негодования Люс, — и поистине его смерть была слишком легкой для такого преступления!
— Вы знаете, кем он был убит?
— Да, де Марсэ, чтобы спасти своего сына… Я думаю, что мой брат тут ровно ни при чем!
— Пожалуй, да! Но устроил все это я!
— Возможно ли!
— А все — знание человеческого сердца, дорогой. Во мне вы видите директора банка Евсебио Миранда. Я знал, что Фроле способен на все, чтобы только заседать в Государственном Совете, а де Марсэ пойдет даже на преступление с целью защитить своего сына. Столкновение этих двух характеров и должно было привести к ужасной развязке. Вот тогда-то Поль де Марсэ и был приглашен к графу Д'Альпухар, интимному другу вашего брата, мой дорогой Люс!